Неточные совпадения
Решение состояло в
том, чтоб она, основав журнал, тотчас же передала его им вместе с капиталами, на правах свободной ассоциации; сама же чтоб
уезжала в Скворешники, не забыв захватить с собою Степана Трофимовича, «который устарел».
Он решился, однако, склонить его извиниться пред клубом и пред обиженным, но в удовлетворительном виде, и если потребуется,
то и письменно; а затем мягко уговорить его нас оставить,
уехав, например, для любознательности в Италию и вообще куда-нибудь за границу.
Все приняли его, по-видимому, с полным участием, но все почему-то конфузились и рады были
тому, что он
уезжает в Италию.
— En un mot, я только ведь хотел сказать, что это один из
тех начинающих в сорок лет администраторов, которые до сорока лет прозябают в ничтожестве и потом вдруг выходят в люди посредством внезапно приобретенной супруги или каким-нибудь другим, не менее отчаянным средством…
То есть он теперь
уехал…
то есть я хочу сказать, что про меня тотчас же нашептали в оба уха, что я развратитель молодежи и рассадник губернского атеизма… Он тотчас же начал справляться.
И если бы не просьбы Nicolas, чтоб я оставила до времени,
то я бы не
уехала оттуда, не обнаружив эту фальшивую женщину.
— Да всё это такие пустяки-с…
то есть этот капитан, по всем видимостям,
уезжал от нас тогда не для фальшивых бумажек, а единственно затем только, чтоб эту сестрицу свою разыскать, а
та будто бы от него пряталась в неизвестном месте; ну а теперь привез, вот и вся история.
Кончилось
тем, что когда Николаю Всеволодовичу пришлось тогда отправляться сюда, он,
уезжая, распорядился о ее содержании и, кажется, довольно значительном ежегодном пенсионе, рублей в триста по крайней мере, если не более.
Можете представить, что когда
уехал тогда Николай Всеволодович (я начинаю с
того именно места, где остановился, Варвара Петровна), этот господин, вот этот самый господин Лебядкин мигом вообразил себя вправе распорядиться пенсионом, назначенным его сестрице, без остатка; и распорядился.
Прежде всего упомяну, что в последние две-три минуты Лизаветой Николаевной овладело какое-то новое движение; она быстро шепталась о чем-то с мама и с наклонившимся к ней Маврикием Николаевичем. Лицо ее было тревожно, но в
то же время выражало решимость. Наконец встала с места, видимо торопясь
уехать и торопя мама, которую начал приподымать с кресел Маврикий Николаевич. Но, видно, не суждено им было
уехать, не досмотрев всего до конца.
Я вам тогда говорил; но вот чего вы не знаете:
уезжая тогда из Петербурга раньше меня, он вдруг прислал мне письмо, хотя и не такое, как это, но, однако, неприличное в высшей степени и уже
тем странное, что в нем совсем не объяснено было повода, по которому оно писано.
— Но если припомнить, вы именно после слов моих как раз и вошли в
то общество и только потом
уехали в Америку.
Ведь я потому пешком, что Stasie (
то есть Настасья) раскричалась бы на всю улицу, если б узнала, что я
уезжаю; я и ускользнул сколь возможно incognito.
Около двух часов разнеслось вдруг известие, что Ставрогин, о котором было столько речей,
уехал внезапно с полуденным поездом в Петербург. Это очень заинтересовало; многие нахмурились. Петр Степанович был до
того поражен, что, рассказывают, даже переменился в лице и странно вскричал: «Да кто же мог его выпустить?» Он тотчас убежал от Гаганова. Однако же его видели еще в двух или трех домах.
— Я меньшего и не ждал от вас, Эркель. Если вы догадались, что я в Петербург,
то могли понять, что не мог же я сказать им вчера, в
тот момент, что так далеко
уезжаю, чтобы не испугать. Вы видели сами, каковы они были. Но вы понимаете, что я для дела, для главного и важного дела, для общего дела, а не для
того, чтоб улизнуть, как полагает какой-нибудь Липутин.
Представлялся мне не раз и еще вопрос: почему он именно бежал,
то есть бежал ногами, в буквальном смысле, а не просто
уехал на лошадях?
— Ну и славно, ну и прекрасно, — пробормотал он с постели, — а
то я всё боялся, что мы
уедем. Здесь так хорошо, здесь лучше всего… Вы меня не оставите? О, вы меня не оставили!
Но дело в том, ― она, ожидая этого развода здесь, в Москве, где все его и ее знают, живет три месяца; никуда не выезжает, никого не видает из женщин, кроме Долли, потому что, понимаешь ли, она не хочет, чтобы к ней ездили из милости; эта дура княжна Варвара ― и
та уехала, считая это неприличным.
— Эта нежность мне не к лицу. На сплетню я плюю, а в городе мимоходом скажу, как мы говорили сейчас, что я сватался и получил отказ, что это огорчило вас, меня и весь дом… так как я давно надеялся…
Тот уезжает завтра или послезавтра навсегда (я уж справился) — и все забудется. Я и прежде ничего не боялся, а теперь мне нечем дорожить. Я все равно, что живу, что нет с тех пор, как решено, что Вера Васильевна не будет никогда моей женой…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)
Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с
той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
— Я не знаю, — отвечал он, не думая о
том, что говорит. Мысль о
том, что если он поддастся этому ее тону спокойной дружбы,
то он опять
уедет ничего не решив, пришла ему, и он решился возмутиться.
Но в
ту минуту, когда она выговаривала эти слова, она чувствовала, что они несправедливы; она не только сомневалась в себе, она чувствовала волнение при мысли о Вронском и
уезжала скорее, чем хотела, только для
того, чтобы больше не встречаться с ним.
Домашний доктор давал ей рыбий жир, потом железо, потом лапис, но так как ни
то, ни другое, ни третье не помогало и так как он советовал от весны
уехать за границу,
то приглашен был знаменитый доктор.
— Если так,
то мы не
уедем совсем.