Неточные совпадения
Когда я, в тот же вечер, передал Степану Трофимовичу о встрече утром
с Липутиным и о нашем разговоре, — тот, к удивлению моему, чрезвычайно взволновался и задал мне дикий вопрос: «Знает Липутин или нет?» Я стал ему доказывать, что возможности
не было узнать так скоро, да и
не от
кого; но Степан Трофимович стоял на своем.
Проклятие на эту минуту: я, кажется, оробел и смотрел подобострастно! Он мигом всё это заметил и, конечно, тотчас же всё узнал, то есть узнал, что мне уже известно,
кто он такой, что я его читал и благоговел пред ним
с самого детства, что я теперь оробел и смотрю подобострастно. Он улыбнулся, кивнул еще раз головой и пошел прямо, как я указал ему.
Не знаю, для чего я поворотил за ним назад;
не знаю, для чего я пробежал подле него десять шагов. Он вдруг опять остановился.
— Но про
кого вы говорите; и я вас
не понимаю! — спросил я
с удивлением.
Если бы
кто ударил его по щеке, то, как мне кажется, он бы и на дуэль
не вызвал, а тут же, тотчас же убил бы обидчика; он именно был из таких, и убил бы
с полным сознанием, а вовсе
не вне себя.
— И
не думал. И теперь
не думаю, несмотря на ваши слова, хотя… хотя
кто ж тут
с этими дураками может в чем-нибудь заручиться! — вдруг вскричал он в бешенстве, ударив кулаком по столу. — Я их
не боюсь! Я
с ними разорвал. Этот забегал ко мне четыре раза и говорил, что можно… но, — посмотрел он на Ставрогина, — что ж, собственно, вам тут известно?
— Многого я вовсе
не знал, — сказал он, — разумеется,
с вами всё могло случиться… Слушайте, — сказал он, подумав, — если хотите, скажите им, ну, там
кому знаете, что Липутин соврал и что вы только меня попугать доносом собирались, полагая, что я тоже скомпрометирован, и чтобы
с меня таким образом больше денег взыскать… Понимаете?
«Да хоть бы и сто хромоножек, —
кто молод
не был!» Ставили на вид почтительность Николая Всеволодовича к матери, подыскивали ему разные добродетели,
с благодушием говорили об его учености, приобретенной в четыре года по немецким университетам.
— Я потребую! — вскипел фон Лембке и вскочил даже
с места.
Кто он, чтобы так его опасаться, и
кто я, чтобы
не сметь ничего сделать?
— Да-с, ясно, но
кого же он просит? — вот это еще
не ясно, —
с хитрейшею иронией заметил Лембке.
— Да
кто управляет-то? три человека
с полчеловеком. Ведь, на них глядя, только скука возьмет. И каким это здешним движением? Прокламациями, что ли? Да и
кто навербован-то, подпоручики в белой горячке да два-три студента! Вы умный человек, вот вам вопрос: отчего
не вербуются к ним люди значительнее, отчего всё студенты да недоросли двадцати двух лет? Да и много ли? Небось миллион собак ищет, а много ль всего отыскали? Семь человек. Говорю вам, скука возьмет.
— Ведь вам всё равно; а это моя особенная просьба. Вы только будете сидеть, ни
с кем ровно
не говоря, слушать и изредка делать как бы отметки; ну хоть рисуйте что-нибудь.
— Нет-с, позвольте,
кто хочет или
кто не хочет, потому что это надо точнее определить? — раздались два-три голоса.
—
Кто вас высечет? Где? Почему? — вскричал я, испугавшись,
не сходит ли он
с ума.
— Я вас одобряю, — сказал я нарочно как можно спокойнее, хотя очень за него боялся, — право, это лучше, чем сидеть в такой тоске, но я
не одобряю вашего настроения; посмотрите, на
кого вы похожи и как вы пойдете туда. Il faut être digne et calme avec Lembke. [
С Лембке нужно держать себя достойно и спокойно (фр.).] Действительно, вы можете теперь броситься и кого-нибудь там укусить.
Как назло себе, Андрей Антонович всю жизнь отличался ясностью характера и ни на
кого никогда
не кричал и
не топал ногами; а
с таковыми опаснее, если раз случится, что их санки почему-нибудь вдруг сорвутся
с горы.
—
Кто это? — пробормотал он в недоумении, как бы
с вопросом к полицеймейстеру, нимало, впрочем,
не повернув к нему головы и всё продолжая осматривать Степана Трофимовича.
— Ю-но-шеству! — как бы вздрогнул Лембке, хотя, бьюсь об заклад, еще мало понимал, о чем идет дело и даже, может быть,
с кем говорит. — Я, милостивый государь мой, этого
не допущу-с, — рассердился он вдруг ужасно. — Я юношества
не допускаю. Это всё прокламации. Это наскок на общество, милостивый государь, морской наскок, флибустьерство… О чем изволите просить?
Все видели, как Лиза вскочила
с дивана, только лишь повернулся Николай Всеволодович уходить, и явно сделала движение бежать за ним, но опомнилась и
не побежала, а тихо вышла, тоже
не сказав никому ни слова и ни на
кого не взглянув, разумеется в сопровождении бросившегося за нею Маврикия Николаевича…
Кто знает, может быть, пример увлек бы и еще некоторых, если бы в ту минуту
не явился на эстраду сам Кармазинов, во фраке и в белом галстуке и
с тетрадью в руке.
Разумеется, кончилось
не так ладно; но то худо, что
с него-то и началось. Давно уже началось шарканье, сморканье, кашель и всё то, что бывает, когда на литературном чтении литератор,
кто бы он ни был, держит публику более двадцати минут. Но гениальный писатель ничего этого
не замечал. Он продолжал сюсюкать и мямлить, знать
не зная публики, так что все стали приходить в недоумение. Как вдруг в задних рядах послышался одинокий, но громкий голос...
Но вы, вы, создание чистое и наивное, вы, кроткая, которой судьба едва
не соединилась
с моею, по воле одного капризного и самовластного сердца, вы, может быть,
с презрением смотревшая, когда я проливал мои малодушные слезы накануне несостоявшегося нашего брака; вы, которая
не можете,
кто бы вы ни были, смотреть на меня иначе как на лицо комическое, о, вам, вам последний крик моего сердца, вам последний мой долг, вам одной!
— Непременно, сзади сидел, спрятался, всю машинку двигал! Да ведь если б я участвовал в заговоре, — вы хоть это поймите! — так
не кончилось бы одним Липутиным! Стало быть, я, по-вашему, сговорился и
с папенькой, чтоб он нарочно такой скандал произвел? Ну-с,
кто виноват, что папашу допустили читать?
Кто вас вчера останавливал, еще вчера, вчера?
— Ну-с, я бы
не сгорел, а его самого изжарил. Публика-то ведь права. А
кто опять виноват в Кармазинове? Навязывал я вам его или нет? Участвовал в его обожании или нет? Ну да черт
с ним, а вот третий маньяк, политический, ну это другая статья. Тут уж все дали маху, а
не мой один заговор.
Он солгал, что Ставрогин виделся
с вице-губернатором; то-то и есть, что тот уехал,
не видавшись ни
с кем, даже
с матерью, — и уж действительно было странно, что его даже
не беспокоили.
Кто не поверит, что такие фантастические вещи случаются в нашей обыденной действительности и теперь, тот пусть справится
с биографией всех русских настоящих эмигрантов за границей.
И она быстро зашептала ему, оглядываясь на запертую дверь, чтобы
кто не подслушал, — что здесь, в этой деревне, беда-с.
— Однако, Степан Трофимович, как же нам все-таки быть-с?
Не дать ли знать
кому из ваших знакомых али, может, родных?
Дарья Павловна
с биением сердца долго смотрела на письмо и
не смела распечатать. Она знала от
кого: писал Николай Ставрогин. Она прочла надпись на конверте: «Алексею Егорычу
с передачею Дарье Павловне, секретно».
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери
кто хочет!
Не знаешь,
с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
О! я шутить
не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я
не посмотрю ни на
кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть
не шлепается на пол, но
с почтением поддерживается чиновниками.)
А уж Тряпичкину, точно, если
кто попадет на зубок, берегись: отца родного
не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это
с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим,
кто кого!
Хлестаков. Ну, нет, вы напрасно, однако же… Все зависит от той стороны,
с которой
кто смотрит на вещь. Если, например, забастуешь тогда, как нужно гнуть от трех углов… ну, тогда конечно… Нет,
не говорите, иногда очень заманчиво поиграть.
Не видеться ни
с женами, // Ни
с малыми ребятами, // Ни
с стариками старыми, // Покуда спору нашему // Решенья
не найдем, // Покуда
не доведаем // Как ни на есть — доподлинно: //
Кому жить любо-весело, // Вольготно на Руси?