Неточные совпадения
Прошла неделя, а он всё
еще не знал, жених он или
нет, и никак не мог узнать об этом наверно, как ни бился.
— Вот верьте или
нет, — заключил он под конец неожиданно, — а я убежден, что ему не только уже известно всё со всеми подробностями о нашемположении, но что он и
еще что-нибудь сверх того знает, что-нибудь такое, чего ни вы, ни я
еще не знаем, а может быть, никогда и не узнаем, или узнаем, когда уже будет поздно, когда уже
нет возврата!..
—
Нет, заметьте, заметьте, — подхватил Липутин, как бы и не слыхав Степана Трофимовича, — каково же должно быть волнение и беспокойство, когда с таким вопросом обращаются с такой высоты к такому человеку, как я, да
еще снисходят до того, что сами просят секрета. Это что же-с? Уж не получили ли известий каких-нибудь о Николае Всеволодовиче неожиданных?
— Это всё равно. Обман убьют. Всякий, кто хочет главной свободы, тот должен сметь убить себя. Кто смеет убить себя, тот тайну обмана узнал. Дальше
нет свободы; тут всё, а дальше
нет ничего. Кто смеет убить себя, тот бог. Теперь всякий может сделать, что бога не будет и ничего не будет. Но никто
еще ни разу не сделал.
—
Нет, это было нечто высшее чудачества и, уверяю вас, нечто даже святое! Человек гордый и рано оскорбленный, дошедший до той «насмешливости», о которой вы так метко упомянули, — одним словом, принц Гарри, как великолепно сравнил тогда Степан Трофимович и что было бы совершенно верно, если б он не походил
еще более на Гамлета, по крайней мере по моему взгляду.
— Вас, кажется, можно поздравить… или
еще нет? — проговорил он с какой-то особенною складкой в лице.
— Да
еще же бы
нет! Единственно, что в России есть натурального и достигнутого… не буду, не буду, — вскинулся он вдруг, — я не про то, о деликатном ни слова. Однако прощайте, вы какой-то зеленый.
— Говорил. От меня не прячется. На всё готовая личность, на всё; за деньги разумеется, но есть и убеждения, в своем роде конечно. Ах да, вот и опять кстати: если вы давеча серьезно о том замысле, помните, насчет Лизаветы Николаевны, то возобновляю вам
еще раз, что и я тоже на всё готовая личность, во всех родах, каких угодно, и совершенно к вашим услугам… Что это, вы за палку хватаетесь? Ах
нет, вы не за палку… Представьте, мне показалось, что вы палку ищете?
—
Нет, тот именно хвалился, что уж поймал его. Кстати, позвольте, однако же, и вас обеспокоить вопросом, тем более что я, мне кажется, имею на него теперь полное право. Скажите мне: ваш-то заяц пойман ли аль
еще бегает?
— О
нет,
нет, возможно ли? Напротив,
еще с самого вечера ожидает и, как только узнала давеча, тотчас же сделала туалет, — скривил было он рот в шутливую улыбочку, но мигом осекся.
— Слушайте и говорите правду, Лебядкин: донесли вы о чем-нибудь или
еще нет?
—
Нет, я никогда не мог узнать, чего вы хотите; мне кажется, что вы интересуетесь мною, как иные устарелые сиделки интересуются почему-либо одним каким-нибудь больным сравнительно пред прочими, или,
еще лучше, как иные богомольные старушонки, шатающиеся по похоронам, предпочитают иные трупики непригляднее пред другими. Что вы на меня так странно смотрите?
— Ну
еще же бы
нет! Первым делом. То самое, в котором ты уведомлял, что она тебя эксплуатирует, завидуя твоему таланту, ну и там об «чужих грехах». Ну, брат, кстати, какое, однако, у тебя самолюбие! Я так хохотал. Вообще твои письма прескучные; у тебя ужасный слог. Я их часто совсем не читал, а одно так и теперь валяется у меня нераспечатанным; я тебе завтра пришлю. Но это, это последнее твое письмо — это верх совершенства! Как я хохотал, как хохотал!
—
Нет, не болен, но боюсь стать больным в этом климате, — ответил писатель своим крикливым голосом, впрочем нежно скандируя каждое слово и приятно, по-барски, шепелявя, — я вас ждал
еще вчера.
Нет, в Европе
еще не так смелы: там царство каменное, там
еще есть на чем опереться.
Нет, в Европе
еще этого не поймут, а у нас именно на это-то и набросятся.
— Запнулся! — захохотал Ставрогин. —
Нет, я вам скажу лучше присказку. Вы вот высчитываете по пальцам, из каких сил кружки составляются? Всё это чиновничество и сентиментальность — всё это клейстер хороший, но есть одна штука
еще получше: подговорите четырех членов кружка укокошить пятого, под видом того, что тот донесет, и тотчас же вы их всех пролитою кровью, как одним узлом, свяжете. Рабами вашими станут, не посмеют бунтовать и отчетов спрашивать. Ха-ха-ха!
— Что такое старо? Забывать предрассудки не старо, хотя бы самые невинные, а, напротив, к общему стыду, до сих пор
еще ново, — мигом заявила студентка, так и дернувшись вперед со стула. — К тому же
нет невинных предрассудков, — прибавила она с ожесточением.
— Нет-с, мы
еще, может быть, и не уедем от общего дела! Это надо понимать-с…
— В выборе, разумеется,
нет сомнения, — пробормотал один офицер, за ним другой, за ним
еще кто-то. Главное, всех поразило, что Верховенский с «сообщениями» и сам обещал сейчас говорить.
— Ай, не жмите руку так больно! Куда нам ехать вместе сегодня же? Куда-нибудь опять «воскресать»?
Нет, уж довольно проб… да и медленно для меня; да и неспособна я; слишком для меня высоко. Если ехать, то в Москву, и там делать визиты и самим принимать — вот мой идеал, вы знаете; я от вас не скрыла,
еще в Швейцарии, какова я собою. Так как нам невозможно ехать в Москву и делать визиты, потому что вы женаты, так и нечего о том говорить.
Но вот какое совпадение обстоятельств: я из своих (слышите, из своих, ваших не было ни рубля, и, главное, вы это сами знаете) дал этому пьяному дурачине Лебядкину двести тридцать рублей, третьего дня,
еще с вечера, — слышите, третьего дня, а не вчера после «чтения», заметьте это: это весьма важное совпадение, потому что я ведь ничего не знал тогда наверно, поедет или
нет к вам Лизавета Николаевна; дал же собственные деньги единственно потому, что вы третьего дня отличились, вздумали всем объявить вашу тайну.
Нет, это такое самовластие!.. одним словом, я
еще ничего не знаю, тут говорят про двух шпигулинских… но если тут есть и наши,если хоть один из них тут погрел свои руки — горе тому!
— То есть
еще вовсе
нет, и, признаюсь, я ровно ничего не слыхал, но ведь с народом что поделаешь, особенно с погорелыми: Vox populi vox dei.
— А, ну вот
еще фантазия! Я так и боялся…
Нет, мы уж эту дрянь лучше оставим в стороне; да и нечего вам смотреть.
— Ну, где же у вас тут заступ и
нет ли
еще другого фонаря? Да не бойтесь, тут ровно
нет никого, и в Скворешниках теперь, хотя из пушек отсюдова пали, не услышат. Это вот здесь, вот тут, на самом этом месте…
— Почему ж
нет? Мне
еще нельзя прятаться. Рано. Не беспокойтесь. Я вот только боюсь, чтобы не наслал черт Липутина; пронюхает и прибежит.
— Но вы
еще так молоды, vous n’avez pas trente ans. [вам
нет и тридцати лет (фр.).]
— Зачем? Est-ce que je suis si malade? Mais rien de sérieux. [Неужели же я так болен? Да ведь ничего серьезного (фр.).] И зачем нам посторонние люди?
Еще узнают и — что тогда будет?
Нет,
нет, никто из посторонних, мы вместе, вместе!