— Это не то, не то, — увлекался он, всё более и более раздражаясь в своем самолюбии, — вы, как молодой человек и, главное, незнакомый с
нашими целями, заблуждаетесь.
Тут уж Юлия Михайловна решительно прогнала было Лямшина, но в тот же вечер
наши целою компанией привели его к ней, с известием, что он выдумал новую особенную штучку на фортепьяно, и уговорили ее лишь выслушать.
Неточные совпадения
Штабс-капитан вскоре скрылся и явился опять в
нашем городе только в самое последнее время, с своею сестрой и с новыми
целями; но о нем впереди.
— Мы, как торопливые люди, слишком поспешили с
нашими мужичками, — заключил он свой ряд замечательных мыслей, — мы их ввели в моду, и
целый отдел литературы, несколько лет сряду, носился с ними как с новооткрытою драгоценностью.
Вот в это-то самое время подошла губернаторша и прихлынула
целая толпа
наших дам и старших сановников.
Я, знаете, устраиваю
целый день увеселений, по подписке, в пользу бедных гувернанток из
нашей губернии.
Когда молодые показались на улице, на дрожках парой, делая визиты, узаконенные
нашим обычаем непременно на другой же день после венца, несмотря ни на какие случайности, — вся эта кавалькада окружила дрожки с веселым смехом и сопровождала их
целое утро по городу.
Пожертвования, иногда значительные, если не распоряжался ими тут же сам Семен Яковлевич, были набожно отправляемы в храм божий, и по преимуществу в
наш Богородский монастырь; от монастыря с этою
целью постоянно дежурил при Семене Яковлевиче монах.
— Батюшка! Семен Яковлевич! — раздался вдруг горестный, но резкий до того, что трудно было и ожидать, голос убогой дамы, которую
наши оттерли к стене. —
Целый час, родной, благодати ожидаю. Изреки ты мне, рассуди меня, сироту.
Наказывала ли Юлия Михайловна своего супруга за его промахи в последние дни и за ревнивую зависть его как градоначальника к ее административным способностям; негодовала ли на его критику ее поведения с молодежью и со всем
нашим обществом, без понимания ее тонких и дальновидных политических
целей; сердилась ли за тупую и бессмысленную ревность его к Петру Степановичу, — как бы там ни было, но она решилась и теперь не смягчаться, даже несмотря на три часа ночи и еще невиданное ею волнение Андрея Антоновича.
Проникнутый гуманною и высокою
целью… несмотря на свой вид… тою самою
целью, которая соединила нас всех… отереть слезы бедных образованных девушек
нашей губернии… этот господин, то есть я хочу сказать этот здешний поэт… при желании сохранить инкогнито… очень желал бы видеть свое стихотворение прочитанным пред началом бала… то есть я хотел сказать — чтения.
Разве можно продержать на одной статье такую публику, как
наша,
целый час?
Как ни хмурились
наши губернские лбы
целую половину чтения, ничего не могли одолеть, так что вторую половину прослушали лишь из учтивости.
— Messieurs, последнее слово этого дела — есть всепрощение. Я, отживший старик, я объявляю торжественно, что дух жизни веет по-прежнему и живая сила не иссякла в молодом поколении. Энтузиазм современной юности так же чист и светел, как и
наших времен. Произошло лишь одно: перемещение
целей, замещение одной красоты другою! Все недоумение лишь в том, что прекраснее: Шекспир или сапоги, Рафаэль или петролей?
Португальцы поставили носилки на траву. «Bella vischta, signor!» — сказали они. В самом деле, прекрасный вид! Описывать его смешно. Уж лучше снять фотографию: та, по крайней мере, передаст все подробности. Мы были на одном из уступов горы, на половине ее высоты… и того нет: под ногами
нашими целое море зелени, внизу город, точно игрушка; там чуть-чуть видно, как ползают люди и животные, а дальше вовсе не игрушка — океан; на рейде опять игрушки — корабли, в том числе и наш.
Все
наши цели и мудрствования, и так называемые дела, тщеславные стремления, карьера и т.д. — все это, если взять в расчет не вечность, но только нашу коротенькую жизнь, — все это не стоит, в сущности, того, чтобы колотиться, биться, огорчаться или радоваться, как это делаем мы!
Неточные совпадения
— Не то еще услышите, // Как до утра пробудете: // Отсюда версты три // Есть дьякон… тоже с голосом… // Так вот они затеяли // По-своему здороваться // На утренней заре. // На башню как подымется // Да рявкнет
наш: «Здо-ро-во ли // Жи-вешь, о-тец И-пат?» // Так стекла затрещат! // А тот ему, оттуда-то: // — Здо-ро-во,
наш со-ло-ву-шко! // Жду вод-ку пить! — «И-ду!..» // «Иду»-то это в воздухе // Час
целый откликается… // Такие жеребцы!..
Милон(
целуя руку Софьи). Вот минута
нашего благополучия!
— Барыня, голубушка! — заговорила няня, подходя к Анне и
целуя ее руки и плечи. — Вот Бог привел радость
нашему новорожденному. Ничего-то вы не переменились.
Посмотрите, вот нас двое умных людей; мы знаем заранее, что обо всем можно спорить до бесконечности, и потому не спорим; мы знаем почти все сокровенные мысли друг друга; одно слово — для нас
целая история; видим зерно каждого
нашего чувства сквозь тройную оболочку.
Но ничуть не бывало! Следовательно, это не та беспокойная потребность любви, которая нас мучит в первые годы молодости, бросает нас от одной женщины к другой, пока мы найдем такую, которая нас терпеть не может: тут начинается
наше постоянство — истинная бесконечная страсть, которую математически можно выразить линией, падающей из точки в пространство; секрет этой бесконечности — только в невозможности достигнуть
цели, то есть конца.