Неточные совпадения
Престарелый генерал Иван Иванович Дроздов, прежний друг и сослуживец покойного генерала Ставрогина, человек достойнейший (но в своем роде) и которого все мы здесь
знаем, до крайности строптивый и раздражительный, ужасно
много евший и ужасно боявшийся атеизма, заспорил на одном из вечеров Варвары Петровны с одним знаменитым юношей.
—
Знаю,
знаю, — сказала она, — я очень рада. Мама об вас тоже
много слышала. Познакомьтесь и с Маврикием Николаевичем, это прекрасный человек. Я об вас уже составила смешное понятие: ведь вы конфидент Степана Трофимовича?
— Я сама слышала, что он какой-то странный. Впрочем, не о том. Я слышала, что он
знает три языка, и английский, и может литературною работой заниматься. В таком случае у меня для него
много работы; мне нужен помощник, и чем скорее, тем лучше. Возьмет он работу или нет? Мне его рекомендовали…
Многие желали бы потом справиться, но какой же труд разыскивать в этом море листов, часто не
зная ни дня, ни места, ни даже года случившегося происшествия?
— Мне о вас говорили, и здесь я слышала… я
знаю, что вы очень умны и… занимаетесь делом и… думаете
много; мне о вас Петр Степанович Верховенский в Швейцарии говорил, — торопливо прибавила она. — Он очень умный человек, не правда ли?
Сообразив и
зная, что у Николая Всеволодовича чрезвычайно
много врагов, я тотчас же послала за одним здесь человеком, за одним тайным и самым мстительным и презренным из всех врагов его, и из разговоров с ним мигом убедилась в презренном происхождении анонима.
Николая Всеволодовича я изучал всё последнее время и, по особым обстоятельствам,
знаю о нем теперь, когда пишу это, очень
много фактов.
— И вы это
знаете сами. Я хитрил
много раз… вы улыбнулись, очень рад улыбке, как предлогу для разъяснения; я ведь нарочно вызвал улыбку хвастливым словом «хитрил», для того чтобы вы тотчас же и рассердились: как это я смел подумать, что могу хитрить, а мне чтобы сейчас же объясниться. Видите, видите, как я стал теперь откровенен! Ну-с, угодно вам выслушать?
— Я за ваше падение… за ложь. Я не для того подходил, чтобы вас наказать; когда я подходил, я не
знал, что ударю… Я за то, что вы так
много значили в моей жизни… Я…
Я
знаю, что даже Кириллов, который к ним почти вовсе не принадлежит, доставил об вас сведения; а агентов у них
много, даже таких, которые и не
знают, что служат обществу.
—
Многого я вовсе не
знал, — сказал он, — разумеется, с вами всё могло случиться… Слушайте, — сказал он, подумав, — если хотите, скажите им, ну, там кому
знаете, что Липутин соврал и что вы только меня попугать доносом собирались, полагая, что я тоже скомпрометирован, и чтобы с меня таким образом больше денег взыскать… Понимаете?
— Ну, простите мне мою глупую шутку, должно быть, я перенимаю от них дурные манеры.
Знаете, мне со вчерашней ночи ужасно хочется смеяться, всё смеяться, беспрерывно, долго,
много. Я точно заряжен смехом… Чу! Мать приехала; я
узнаю по стуку, когда карета ее останавливается у крыльца.
Свой собственный племенной язык
знал он весьма неграмматически, как и
многие в России этого племени.
Сделаем неприметно; я вас отведу куда-нибудь в угол; народу
много, а всем незачем
знать.
— Может, и брежу, может, и брежу! — подхватил тот скороговоркой, — но я выдумал первый шаг. Никогда Шигалеву не выдумать первый шаг.
Много Шигалевых! Но один, один только человек в России изобрел первый шаг и
знает, как его сделать. Этот человек я. Что вы глядите на меня? Мне вы, вы надобны, без вас я нуль. Без вас я муха, идея в стклянке, Колумб без Америки.
Администраторы, литераторы, о, наших
много, ужасно
много, и сами того не
знают!
—
Знаете, — сказал я, — по
многим примерам, если читающий держит публику более двадцати минут, то она уже не слушает. Полчаса никакая даже знаменитость не продержится…
— Ну так
знайте, что Шатов считает этот донос своим гражданским подвигом, самым высшим своим убеждением, а доказательство, — что сам же он отчасти рискует пред правительством, хотя, конечно, ему
много простят за донос. Этакой уже ни за что не откажется. Никакое счастье не победит; через день опомнится, укоряя себя, пойдет и исполнит. К тому же я не вижу никакого счастья в том, что жена, после трех лет, пришла к нему родить ставрогинского ребенка.
Конечно, об этом времени у нас в городе ходит теперь очень
много легенд; но если и известно что-нибудь наверное, то разве тем, кому о том
знать надлежит.
— И это всё мне! — удивился он чрезвычайно. — У меня всегда была водка, но я никогда не
знал, что так
много на пять копеек.
Толкаченко, арестованный где-то в уезде, дней десять спустя после своего бегства, ведет себя несравненно учтивее, не лжет, не виляет, говорит всё, что
знает, себя не оправдывает, винится со всею скромностию, но тоже наклонен покраснобайничать;
много и с охотою говорит, а когда дело дойдет до знания народа и революционных (?) его элементов, то даже позирует и жаждет эффекта.
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Вы всё эдакое говорите… Я бы вас попросила, чтоб вы мне написали лучше на память какие-нибудь стишки в альбом. Вы, верно, их
знаете много.
Хлестаков. Да что стихи! я
много их
знаю.
Городничий. Что, голубчики, как поживаете? как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что,
много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят!..
Знаете ли вы, семь чертей и одна ведьма вам в зубы, что…
— // Я
знал Ермилу, Гирина, // Попал я в ту губернию // Назад тому лет пять // (Я в жизни
много странствовал, // Преосвященный наш // Переводить священников // Любил)…
В минуты унынья, о Родина-мать! // Я мыслью вперед улетаю, // Еще суждено тебе
много страдать, // Но ты не погибнешь, я
знаю.