Неточные совпадения
Но
то лицо, о котором выразился народный поэт, может быть, и имело право всю жизнь позировать в этом смысле, если бы
того захотело, хотя это и скучно.
Он не только ко мне прибегал, но неоднократно описывал всё это ей самой в красноречивейших письмах и признавался ей, за своею полною подписью, что не далее как, например, вчера он рассказывал постороннему
лицу, что она держит его из тщеславия, завидует его учености и талантам; ненавидит его и боится только выказать свою ненависть явно, в страхе, чтоб он не ушел от нее и
тем не повредил ее литературной репутации; что вследствие этого он себя презирает и решился погибнуть насильственною смертью, а от нее ждет последнего слова, которое всё решит, и пр., и пр., всё в этом роде.
По вечерам же,
то есть в беседке,
лицо его как-то невольно стало выражать нечто капризное и насмешливое, нечто кокетливое и в
то же время высокомерное.
Поразило меня тоже его
лицо: волосы его были что-то уж очень черны, светлые глаза его что-то уж очень спокойны и ясны, цвет
лица что-то уж очень нежен и бел, румянец что-то уж слишком ярок и чист, зубы как жемчужины, губы как коралловые, — казалось бы, писаный красавец, а в
то же время как будто и отвратителен.
Наш принц вдруг, ни с
того ни с сего, сделал две-три невозможные дерзости разным
лицам,
то есть главное именно в
том состояло, что дерзости эти совсем неслыханные, совершенно ни на что не похожие, совсем не такие, какие в обыкновенном употреблении, совсем дрянные и мальчишнические, и черт знает для чего, совершенно без всякого повода.
Начали с
того, что немедленно и единодушно исключили господина Ставрогина из числа членов клуба; затем порешили от
лица всего клуба обратиться к губернатору и просить его немедленно (не дожидаясь, пока дело начнется формально судом) обуздать вредного буяна, столичного «бретера, вверенною ему административною властию, и
тем оградить спокойствие всего порядочного круга нашего города от вредных посягновений».
Алеша и полковник еще не успели ничего понять, да им и не видно было и до конца казалось, что
те шепчутся; а между
тем отчаянное
лицо старика их тревожило. Они смотрели выпуча глаза друг на друга, не зная, броситься ли им на помощь, как было условлено, или еще подождать. Nicolas заметил, может быть, это и притиснул ухо побольнее.
В письме своем Прасковья Ивановна, — с которою Варвара Петровна не видалась и не переписывалась лет уже восемь, — уведомляла ее, что Николай Всеволодович коротко сошелся с их домом и подружился с Лизой (единственною ее дочерью) и намерен сопровождать их летом в Швейцарию, в Vernex-Montreux, несмотря на
то что в семействе графа К… (весьма влиятельного в Петербурге
лица), пребывающего теперь в Париже, принят как родной сын, так что почти живет у графа.
Брачная жизнь развратит меня, отнимет энергию, мужество в служении делу, пойдут дети, еще, пожалуй, не мои,
то есть разумеется, не мои; мудрый не боится заглянуть в
лицо истине…
— Где вы живете? Неужели никто, наконец, не знает, где она живет? — снова нетерпеливо оглянулась кругом Варвара Петровна. Но прежней кучки уже не было; виднелись всё знакомые, светские
лица, разглядывавшие сцену, одни с строгим удивлением, другие с лукавым любопытством и в
то же время с невинною жаждой скандальчика, а третьи начинали даже посмеиваться.
Он угадал; через минуту все суетились, принесли воды. Лиза обнимала свою мама, горячо целовала ее, плакала на ее плече и тут же, опять откинувшись и засматривая ей в
лицо, принималась хохотать. Захныкала, наконец, и мама. Варвара Петровна увела их обеих поскорее к себе, в
ту самую дверь, из которой вышла к нам давеча Дарья Павловна. Но пробыли они там недолго, минуты четыре, не более…
Прежде всего упомяну, что в последние две-три минуты Лизаветой Николаевной овладело какое-то новое движение; она быстро шепталась о чем-то с мама и с наклонившимся к ней Маврикием Николаевичем.
Лицо ее было тревожно, но в
то же время выражало решимость. Наконец встала с места, видимо торопясь уехать и торопя мама, которую начал приподымать с кресел Маврикий Николаевич. Но, видно, не суждено им было уехать, не досмотрев всего до конца.
Шатов, совершенно всеми забытый в своем углу (неподалеку от Лизаветы Николаевны) и, по-видимому, сам не знавший, для чего он сидел и не уходил, вдруг поднялся со стула и через всю комнату, неспешным, но твердым шагом направился к Николаю Всеволодовичу, прямо смотря ему в
лицо.
Тот еще издали заметил его приближение и чуть-чуть усмехнулся; но когда Шатов подошел к нему вплоть,
то перестал усмехаться.
Еще раз повторяю: я и тогда считал его и теперь считаю (когда уже всё кончено) именно таким человеком, который, если бы получил удар в
лицо или подобную равносильную обиду,
то немедленно убил бы своего противника, тотчас же, тут же на месте и без вызова на дуэль.
Едва только он выпрямился после
того, как так позорно качнулся на бок, чуть не на целую половину роста, от полученной пощечины, и не затих еще, казалось, в комнате подлый, как бы мокрый какой-то звук от удара кулака по
лицу, как тотчас же он схватил Шатова обеими руками за плечи; но тотчас же, в
тот же почти миг, отдернул свои обе руки назад и скрестил их у себя за спиной.
Я, признаться, хотел было взять дурачка, потому что дурачок легче, чем собственное
лицо; но так как дурачок все-таки крайность, а крайность возбуждает любопытство,
то я и остановился на собственном
лице окончательно.
Понимаете ли, что вы должны простить мне этот удар по
лицу уже по
тому одному, что я дал вам случай познать при этом вашу беспредельную силу…
Но, должно быть, что-то странное произошло и с гостем: он продолжал стоять на
том же месте у дверей; неподвижно и пронзительным взглядом, безмолвно и упорно всматривался в ее
лицо.
Нам не случилось до сих пор упомянуть о его наружности. Это был человек большого роста, белый, сытый, как говорит простонародье, почти жирный, с белокурыми жидкими волосами, лет тридцати трех и, пожалуй, даже с красивыми чертами
лица. Он вышел в отставку полковником, и если бы дослужился до генерала,
то в генеральском чине был бы еще внушительнее и очень может быть, что вышел бы хорошим боевым генералом.
Нельзя пропустить, для характеристики
лица, что главным поводом к его отставке послужила столь долго и мучительно преследовавшая его мысль о сраме фамилии, после обиды, нанесенной отцу его, в клубе, четыре года
тому назад, Николаем Ставрогиным.
Болезненное впечатление выразилось в его
лице, когда Кириллов, вместо
того чтобы подать знак для битвы, начал вдруг говорить, правда для проформы, о чем сам заявил во всеуслышание...
Только что старик вышел, как почти в
ту же минуту отворилась
та же дверь и на пороге показалась Дарья Павловна. Взгляд ее был спокоен, но
лицо бледное.
В обществе шум и сплетни; легкомысленное общество с презрением смотрит на человека, битого по
лицу; он презирает мнением общества, не доросшего до настоящих понятий, а между
тем о них толкующего.
Уверяли, напротив, и совершенно серьезно, что Лиза, взглянув на Николая Всеволодовича, быстро подняла руку, так-таки вровень с его
лицом, и наверно бы ударила, если бы
тот не успел отстраниться.
Андрей Антонович между
тем взял свой роман и запер на ключ в дубовый книжный шкаф, успев, между прочим, мигнуть Блюму, чтобы
тот стушевался.
Тот исчез с вытянутым и грустным
лицом.
Прошу прощения у читателя в
том, что этому ничтожному
лицу отделю здесь хоть несколько слов.
Визит продолжался недолго; вскоре послышался шум, раздался чрезвычайно громкий и резкий голос, вслед за
тем отворилась дверь и вышел Маврикий Николаевич с совершенно бледным
лицом.
— Вообще о чувствах моих к
той или другой женщине я не могу говорить вслух третьему
лицу, да и кому бы
то ни было, кроме
той одной женщины. Извините, такова уж странность организма. Но взамен
того я скажу вам всю остальную правду: я женат, и жениться или «домогаться» мне уже невозможно.
Маврикий Николаевич был до
того изумлен, что отшатнулся на спинку кресла и некоторое время смотрел неподвижно на
лицо Ставрогина.
Ставрогин взглянул на него наконец и был поражен. Это был не
тот взгляд, не
тот голос, как всегда или как сейчас там в комнате; он видел почти другое
лицо. Интонация голоса была не
та: Верховенский молил, упрашивал. Это был еще не опомнившийся человек, у которого отнимают или уже отняли самую драгоценную вещь.
Разглядев тотчас же, что пострадавшее
лицо было вовсе не
то, которому назначалась его пощечина, а совершенно другое, лишь несколько на
то похожее, он, со злобой и торопясь, как человек, которому некогда терять золотого времени, произнес точь-в-точь как теперь ваше превосходительство: «Я ошибся… извините, это недоразумение, одно лишь недоразумение».
Во-первых, уже
то было странно, что он вовсе не удивился и выслушал Лизу с самым спокойным вниманием. Ни смущения, ни гнева не отразилось в
лице его. Просто, твердо, даже с видом полной готовности ответил он на роковой вопрос...
Что же до людей поэтических,
то предводительша, например, объявила Кармазинову, что она после чтения велит тотчас же вделать в стену своей белой залы мраморную доску с золотою надписью, что такого-то числа и года, здесь, на сем месте, великий русский и европейский писатель, кладя перо, прочел «Merci» и таким образом в первый раз простился с русскою публикой в
лице представителей нашего города, и что эту надпись все уже прочтут на бале,
то есть всего только пять часов спустя после
того, как будет прочитано «Merci».
Но, с другой стороны, масса бойких особ и, кроме
того, масса таких
лиц, которых я и Петр Степанович заподозрили давеча как впущенных без билетов, казалось, еще увеличилась против давешнего.
Вообще в русской красоте женских
лиц мало
той правильности и… и несколько на блин сводится… Vous me pardonnerez, n’est-ce pas [Вы меня простите, не правда ли (фр.).]… при хороших, впрочем, глазках… смеющихся глазках.
Около двух часов разнеслось вдруг известие, что Ставрогин, о котором было столько речей, уехал внезапно с полуденным поездом в Петербург. Это очень заинтересовало; многие нахмурились. Петр Степанович был до
того поражен, что, рассказывают, даже переменился в
лице и странно вскричал: «Да кто же мог его выпустить?» Он тотчас убежал от Гаганова. Однако же его видели еще в двух или трех домах.
Липутин начал «от
лица всех» и вздрагивавшим от обиды голосом заявил, «что если так продолжать,
то можно самому разбить лоб-с».
Дошло наконец до
того, что запретила ему не только смотреть на себя, но и стоять к себе
лицом.
— Ну, на вас трудно, барыня, угодить, — рассмеялась Арина Прохоровна, —
то стой
лицом к стене и не смей на вас посмотреть,
то не смей даже и на минутку отлучиться, заплачете. Ведь он этак что-нибудь, пожалуй, подумает. Ну, ну, не блажите, не кукситесь, я ведь смеюсь.
— Молчи! Это ты его за
то, что он тебе в Женеве плюнул в
лицо!
Долго стоял он в нерешимости со свечой в руке. В
ту секунду, как отворял, он очень мало мог разглядеть, но, однако, мелькнуло
лицо Кириллова, стоявшего в глубине комнаты у окна, и зверская ярость, с которою
тот вдруг к нему кинулся. Петр Степанович вздрогнул, быстро поставил свечку на стол, приготовил револьвер и отскочил на цыпочках в противоположный угол, так что если бы Кириллов отворил дверь и устремился с револьвером к столу, он успел бы еще прицелиться и спустить курок раньше Кириллова.
Тут пришла ему мысль поднести огонь прямо к
лицу «этого мерзавца», поджечь и посмотреть, что
тот сделает.
Закончил он о Ставрогине, тоже спеша и без спросу, видимо нарочным намеком, что
тот чуть ли не чрезвычайно важная птица, но что в этом какой-то секрет; что проживал он у нас, так сказать, incognito, что он с поручениями и что очень возможно, что и опять пожалует к нам из Петербурга (Лямшин уверен был, что Ставрогин в Петербурге), но только уже совершенно в другом виде и в другой обстановке и в свите таких
лиц, о которых, может быть, скоро и у нас услышат, и что всё это он слышал от Петра Степановича, «тайного врага Николая Всеволодовича».