Неточные совпадения
Впрочем, восторженные хвалители вообще редко бывают истинно полезны для объяснения публике действительного значения писателя; порицатели в этом случае гораздо надежнее: выискивая недостатки (даже и там, где их
нет), они все-таки представляют свои требования и дают возможность судить, насколько писатель удовлетворяет или не удовлетворяет им.
А если, уже после этого объяснения, окажется, что наши впечатления ошибочны, что результаты их вредны или что мы приписываем автору то, чего в нем
нет, — тогда пусть критика займется разрушением наших заблуждений, но опять-таки на основании того, что дает нам сам автор».
Конечно, мы не отвергаем того, что лучше было бы, если бы Островский соединил в себе Аристофана, Мольера и Шекспира; но мы знаем, что этого
нет, что это невозможно, и все-таки признаем Островского замечательным писателем в нашей литературе, находя, что он и сам по себе, как есть, очень недурен и заслуживает нашего внимания и изучения…
Если в произведении разбираемого автора эти причины указаны, критика пользуется и ими и благодарит автора; если
нет, не пристает к нему с ножом к горлу, как, дескать, он смел вывести
такое лицо, не объяснивши причин его существования?
Так точно и в других случаях: создавать непреклонные драматические характеры, ровно и обдуманно стремящиеся к одной цели, придумывать строго соображенную и тонко веденную интригу — значило бы навязывать русской жизни то, чего в ней вовсе
нет.
В их натуре вовсе
нет злости,
нет и вероломства; но им нужно как-нибудь выплыть, выбиться из гнилого болота, в которое погружены они сильными самодурами; они знают, что выбраться на свежий воздух, которым
так свободно дышат эти самодуры, можно с помощью обмана и денег; и вот они принимаются хитрить, льстить, надувать, начинают и по мелочи, и большими кушами, но всегда тайком и рывком, закладывать в свой карман чужое добро.
Действительно, жизнь девушки не очень интересна: в доме властвует самодур и мошенник Пузатов, брат Марьи Антиповны; а когда его
нет,
так подглядывает за своею дочерью и за молодой женой сына — ворчливая старуха, мать Пузатова, богомольная, добродушная и готовая за грош продать человека.
«Мне бы самому как-нибудь получше устроиться; а там, кто от кого пострадает или прибыль получит, мне до этого дела
нет; коли пострадает,
так сам виноват: оплошал, стало быть».
И никаких у него убеждений
нет о похвальности грабежа и убийства, и преступления свои совершил он без тяжкой и продолжительной борьбы с самим собой, а просто
так, случайно, сам хорошенько не сознавал, что он делал.
Нет этих следов, да и не с тем писана комедия, чтобы указать их; последний акт ее мы считаем только последним мастерским штрихом, окончательно рисующим для нас натуру Большова, которая была остановлена в своем естественном росте враждебными подавляющими обстоятельствами и осталась равно бессильною и ничтожною как при обстоятельствах, благоприятствовавших широкой и самобытной деятельности,
так и в напасти, опять ее скрутившей.
Неужели смысл его ограничивается тем, что «вот, дескать, посмотрите, какие бывают плохие люди?»
Нет, это было бы слишком мало для главного лица серьезной комедии, слишком мало для таланта
такого писателя, как Островский.
В его характере
нет того, что называют личной инициативой или свободным возбуждением себя к деятельности; он живет
так, как живется, не рассчитывая и не загадывая много.
В нем
нет именно этой размашистости, которой
так все восхищаются почему-то в русском человеке, но зато много бестолкового сквалыжничества.
Можно
так обращаться, например, и с стихотворениями г. Розенгейма: поэзии у него
нет ни в одном стихе; поэтому единственною меркою достоинства стихотворения остается относительное значение идеи, на которую оно сочинено.
Она, в самом деле, воспитана
так, что в ней вовсе
нет лица человеческого.
А Вихорев думает: «Что ж, отчего и не пошалить, если шалости
так дешево обходятся». А тут еще, в заключение пьесы, Русаков, на радостях, что урок не пропал даром для дочери и еще более укрепил, в ней принцип повиновения старшим, уплачивает долг Вихорева в гостинице, где тот жил. Как видите, и тут сказывается самодурный обычай: на милость, дескать,
нет образца, хочу — казню, хочу — милую… Никто мне не указ, — ни даже самые правила справедливости.
Но если
нет, то и эта пьеса должна вам представляться сильным протестом, захватившим самодурство в
таком его фазисе, в котором оно может еще обманывать многих некоторыми чертами добродушия и рассудительности.
Но у него
нет такой точки опоры, которая могла бы поддержать его в серьезной и продолжительной борьбе.
Благодаря общей апатии и добродушию людей
такое поведение почти всегда удается: иной и хотел бы спросить отчета — как и почему? — у начальника или учителя, да видит, что к тому приступу
нет,
так и махнет рукой…
А относительно судьбы дочери у него
нет в голове даже
таких прочно сложившихся и вполне определенных убеждений, как насчет бороды и фрака.
Дурил бы, презирая все человеческие права и не признавая других законов, кроме своего произвола, а подчас удивлял бы своим великодушием, основанным опять-таки на той мысли, что «вот, дескать, смотрите: у вас прав никаких
нет, а на всем моя полная воля: могу казнить, могу и миловать»!..
Во-вторых — он ужасно боится всякого суда, потому что хоть и надеется на свои деньги, но все-таки не может сообразить, прав ли он должен быть по суду или
нет, а знает только, что по суду тоже придется много денег заплатить.
Нет, уж лучше мы
так, между себя сделаемся».
Аграфена Платоновна старается его выпроводить, но он усаживается и начинает ругаться, представляя
такой резон: «
Нет, погоди, — дай хоть поругаться-то за свои деньги».
Нет, это можно была бы говорить только в
таком случае, если бы все, угнетенные самодурами, были очень довольны собой.
Даша говорит: «
Нет, батюшка, не поеду я к нему», — и отец, полагая, не рехнулась ли дочь его, — начинает ей
такое увещание...
Таким образом, как ни иди девушка, везде ей тяжело и опасно, и
нет пути, который не привел бы ее к потере нравственного достоинства.
А как начала она мной, как куклой, командовать, да как увидела я, что никакой мне воли, ни защиты
нет,
так отчаянность на меня напала…
Тут
нет даже и
такого раздражения, с каким, напр., один господин отделывал купца, осмелившегося писать о крестьянском вопросе.
Неточные совпадения
Хлестаков.
Нет, на коленях, непременно на коленях! Я хочу знать, что
такое мне суждено: жизнь или смерть.
Лука Лукич. Не могу, не могу, господа. Я, признаюсь,
так воспитан, что, заговори со мною одним чином кто-нибудь повыше, у меня просто и души
нет и язык как в грязь завязнул.
Нет, господа, увольте, право, увольте!
Городничий.
Нет, черт возьми, когда уж читать,
так читать! Читайте всё!
Хлестаков. Черт его знает, что
такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один
такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего
нет?
Городничий (бьет себя по лбу).Как я —
нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов
таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…