В XI-й части «Собеседника» помещено
письмо одного священника, который говорит: «Недавно в немалом благородном собрании предложен был, между прочим, высокоблагородному важный вопрос: что есть бог? — и по многим прениям многие сего общества члены такие определения сей задаче изыскивали, что не без сожаления можно было приметить, сколь много подобных сим найдется мудрецов, за то одно не знающих святости христианского закона, понеже никакого о нем понятия не имеют».
Неточные совпадения
Некоторое объяснение на это может дать следующая выписка из
одного письма к издателям (на стр. 158 III части «Собеседника»): «Девять человек купцов и четыре священника сию книгу у моего дворецкого брали читать».
В
одном из
писем к издателям, из Звенигорода, сказано, что «посредством «Собеседника» можно рассеять в народе познания, тем паче что книга сия заключает в себе российскую историю, каковой еще не бывало, и для
одного уже сего сочинения всякой с жадностию покупает «Собеседник»«.
Это выражено даже в
одном письме к автору «Былей и небылиц»: «С вами все-таки, сударь, еще переписываться можно.
В другом месте, в ответ на желание, выраженное в
одном письме, чтобы в «Былях и небылицах» было выведено человеческое тщеславие, автор говорит: «Не моему перышку переделать, переменить, переломить, убавить, исправить, и пр., и пр., и пр., что в свете водится.
В
одном письме к издателям «Собеседника» сказано: «Держитесь принятого вами единожды навсегда правила: не воспрещать честным людям свободно изъясняться.
В этой же части помещено будто бы полученное издателями
письмо от
одной дамы, жалующейся на своего мужа, который не дает ей махать.
Особенно досталось двум авторам; Любослову, который поместил в «Собеседник» свою критику и на первую часть его, мелочную, правда, но большею частию справедливую, и потом «Начертание о российском языке», и еще автору
одного письма к сочинителю «Былей и небылиц», приложившему при этом
письме и свое предисловие к «Истории Петра Великого».
Таковы —
одно письмо к автору «Былей и небылиц», «Начертание» Любослова.
Так, «сумнительные» предложения
одного невежды присланы из Шлиссельбурга (ч. IV, ст. III);
письмо со стихами Голенищева-Кутузова — из Симбирска (ч. V, ст. VII);
письмо о дисциплине — из Карасубазара (ч. VII, ст. II);
письмо при посылке оды «К бессмертию» — из Крыма (ч. X, ст. XIII);
письмо при посылке «Притчи» — из Клина (ч. XI, ст. VII);
письмо священника Старыикевича из Белоруссии (ч. XI, ст. XVI);
письмо об
одной ошибке в «Гамбургских ведомостях» касательно России — из Новгорода (ч. XII, ст. II); от архангелогородской кумы — из Архангельска (ч. XII, ст. X).
Тут же перепечатано, кстати, и
письмо Фонвизина (стр. 53–57); а
одно место из «Былей и небылиц», уже неизвестно для какой цели, напечатано два раза, на
одной и той же странице (стр. 78), Здесь же перепечатано, неизвестно на каком основании, похвальное
письмо к Екатерине по поводу «Былей и небылиц», помещенное в «Собеседнике» на стр. 175–178, VI части, и с примечаниями издателей.
(33) Муравьева здесь два стихотворения: «
Письмо к *» (ч. I, ст. XXXII) и «Время» (ч. II, ст. XVI). В
одной критике («Собеседник», ч. IV, ст. XVI) эти стихотворения признаны справедливо очень дурными и названы опытами молодого писателя. В самом деле, не имея почти никакого содержания, по языку стихи эти могут быть сравнены разве с творениями Петрова.
В этом последнем издании именем ее отмечены: «
Письмо к другу» (ч. I, стр. 78–86); «Опыт о торге», перевод из Юма (стр. 87–112); «Путешествие
одной российской знатной госпожи по некоторым английским провинциям» (ч. II, стр. 105–147), перевод из английского «Смотрителя» о шутке (стр. 145–151).
В одном письме мать доказывала необходимость съездить в Финляндию. Климу показалось, что письмо написано в тоне обиды на отца за то, что он болен, и, в то же время, с полным убеждением, что отец должен был заболеть опасно. В конце
письма одна фраза заставила Клима усмехнуться:
Что она, Альфонсинка, боится беды, потому что сама участвовала, a cette dame, la generale, непременно приедет, «сейчас, сейчас», потому что они послали ей с письма копию, и та тотчас увидит, что у них в самом деле есть это письмо, и поедет к ним, а написал ей
письмо один Ламберт, а про Версилова она не знает; а Ламберт рекомендовался как приехавший из Москвы, от одной московской дамы, une dame de Moscou (NB. Марья Ивановна!).
Но кроме того, стала известна и еще одна странная черта его характера; и так как эта черта хорошая, то мы и поспешим ее обозначить: после каждого посещения Шнейдерова заведения Евгений Павлович, кроме Коли, посылает и еще одно
письмо одному лицу в Петербург, с самым подробнейшим и симпатичным изложением состояния болезни князя в настоящий момент.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете
писем: есть прекрасные места. Вот недавно
один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
В
одной письме развивает мысль, что градоначальники вообще имеют право на безусловное блаженство в загробной жизни, по тому
одному, что они градоначальники; в другом утверждает, что градоначальники обязаны обращать на свое поведение особенное внимание, так как в загробной жизни они против всякого другого подвергаются истязаниям вдвое и втрое.
Потом остановились на мысли, что будет произведена повсеместная «выемка», и стали готовиться к ней: прятали книги,
письма, лоскутки бумаги, деньги и даже иконы —
одним словом, все, в чем можно было усмотреть какое-нибудь «оказательство».
Читая эти
письма, Грустилов приходил в необычайное волнение. С
одной стороны, природная склонность к апатии, с другой, страх чертей — все это производило в его голове какой-то неслыханный сумбур, среди которого он путался в самых противоречивых предположениях и мероприятиях.
Одно казалось ясным: что он тогда только будет благополучен, когда глуповцы поголовно станут ходить ко всенощной и когда инспектором-наблюдателем всех глуповских училищ будет назначен Парамоша.
В
одном письме она видит его"ходящим по облаку"и утверждает, что не только она, но и Пфейфер это видел; в другом усматривает его в геенне огненной, в сообществе с чертями всевозможных наименований.