Неточные совпадения
Еще более
странною представляется нам
ошибка, какую делают добрые люди, толкуя о третьем элементе их цивилизации, — о любви к общему благу, независимо от знаний и умственного развития народа.
Впрочем, мы опять вовлеклись в указание фактических
ошибок г. Жеребцова; между тем продолжать это указание мы вовсе не желаем, — сколько из опасения надоесть читателям, столько же и по личному отвращению к подобной работе, которая нам кажется
странною и даже совершенно непозволительною в приложении к такой книге, как сочинение г. Жеребцова.
Имея в руках Блуменбаха, Озерецковского [Озерецковский Николай Яковлевич (1750–1827) — ученый-путешественник, академик; Аксаков имеет, вероятно, в виду его книгу «Начальные основания естественной истории» (СПБ. 1792).] и Раффа (двое последних тогда были известны мне и другим студентам, охотникам до натуральной истории), имея в настоящую минуту перед глазами высушенных, нарисованных Кавалеров, рассмотрев все это с особенным вниманием, я увидел
странную ошибку: Махаона мы называли Подалириусом, а Подалириуса — Махаоном.
Дело в том, что по
странной ошибке нашего ума полет нашей веры всегда соединен с понятием о восхождении вверх, причем не думают о том, что, как бы высоко мы ни поднимались, нам все-таки придется опять спуститься вниз, чтобы стать твердой ногой в каком-нибудь другом мире.
Неточные совпадения
По
странному недоразумению и по моей
ошибке ее приговорили к каторге.
Володя имел такой
странный взгляд на девочек, что его могло занимать: сыты ли они, выспались ли, прилично ли одеты, не делают ли
ошибок по-французски, за которые бы ему было стыдно перед посторонними, — но он не допускал мысли, чтобы они могли думать или чувствовать что-нибудь человеческое, и еще меньше допускал возможность рассуждать с ними о чем-нибудь.
Вероятно, тоже
ошибкой, хотя, впрочем, и успев совершенно заметить неблагородного господина Голядкина-младшего, тотчас же жадно схватил наш герой простертую ему так неожиданно руку и пожал ее самым крепким, самым дружеским образом, пожал ее с каким-то
странным, совсем неожиданным внутренним движением, с каким-то слезящимся чувством.
И когда они начали стрелять, мы некоторое время не могли понять, что это значит, и еще улыбались — под целым градом шрапнелей и пуль, осыпавших нас и сразу выхвативших сотни человек. Кто-то крикнул об
ошибке, и — я твердо помню это — мы все увидели, что это неприятель, и что форма эта его, а не наша, и немедленно ответили огнем. Минут, вероятно, через пятнадцать по начале этого
странного боя мне оторвало обе ноги, и опомнился я уже в лазарете, после ампутации.
И потому во время своих исследований я не только не отыскивал
ошибки церковного учения, напротив, умышленно закрывал глаза на те положения, которые мне казались неясными и
странными, но не противоречили тому, что я считал сущностью христианского учения.