Января 28 во Владимирской губернии, в Гороховецком уезде, «по случаю возвышения содержателем питейного откупа на хлебное вино цен, а также и для распространения в семействах доброй нравственности», отказались от водки
крестьяне села Нижнего Ландеха, с 85 деревнями, в числе 5000 душ («Московские ведомости», № 49).
В Самарской губернии об обществах трезвости извещали из двух уездов: Николаевского, где отказались от водки крестьяне селения Сулак, Перекопиовской волости («Русский дневник», № 95), и Бузулукского, где обет трезвости состоялся между
крестьянами села Языкова, принадлежащего г. Шишкову («Русский дневник», № 103).
Неточные совпадения
В Курской губернии, в Щигровском уезде,
крестьяне Стакановской волости, видя неурядицу, происходящую всегда при попойках во время храмовых праздников и при хождении по
селу с иконами, составили между собою полюбовный договор: не брать икон и не пить вино; а желающие помолиться могут собраться на первый день праздника, отслужить молебен в храме и принести посильное пожертвование, — что они и сделали, причем собрано приношений до 40 руб. в пользу церкви и 3 руб. сер. на уплату за служение молебна.
3) Елецкого уезда, в имении г. Вадковского, в
селе Петровском и в деревнях Федоровой, Елизаветиной, Выселке, Лопуховке, Самохваловке, Сухоииной, Лялиной и Бродкове, 5 апреля в воскресенье,
крестьяне и дворовые люди отказались от употребления водки, по совету помещика. То же сделало духовенство
села Петровского, купцы и мещане, проживающие в имении г. Валковского отставные и бессрочно отпускные солдаты с солдатками («Русский дневник», № 92).
5) В Карачевском уезде, в
селе Касилове, деревне Кульчеве, в
селе Ново-Никольском, Алымове тож, и в деревне Фролове, принадлежащих г. Фролову,
крестьяне и дворовые отказались от крепких напитков, не связав себя никакими штрафами и позорными наказаниями («Московские ведомости, № 153).
1) Каширского уезда,
села Хотуши,
крестьяне казенного ведомства постановили: брать водку из питейных заведений на дом в количестве, всякий раз определенном мирским приговором; ослушников штрафовать 25 руб. за каждое ведро, а при безденежье наказывать телесно («Русский дневник», № 35).
2) В Чернском уезде, в
селе Спешневе, принадлежащем кн. П. В. Долгорукову,
крестьяне на сходке положили: «по причине дороговизны вина не пить его, и кто выпьет хоть чарку, тот платит миру 6 руб. сер.» («Русский дневник», № 52).
4) В Крапивинском уезде, в
селах Коледине, Трасне и Лопоткове,
крестьяне на сходке положили не пить вина («Московские ведомости», № 97).
5) Новосильского уезда, в
селе Моховом, принадлежащем г. Шатилову,
крестьяне положили не пить хлебного вина до апреля 1860 года («Московские ведомости», № 128).
В Рязанской губернии, в Зарайском уезде, в самом начале нынешнего года образовалось одно из первых по времени обществ трезвости в великорусских губерниях. Первый пример подан был
крестьянами казенного
села Макеева (200 душ) и помещичьего — Кобыльска (150 душ).
В Серпуховском уезде, в
селе Драчине,
крестьяне тоже согласились было не пить водки; но откуп заплатил за них 85 рублей недоимки, чтоб только они пили, и
крестьяне подались на это условие («Русский вестник», № 3).
В декабре состоялось решение не пить в
селе Северке, Балашовского уезда, и примеру его последовали
крестьяне и в других местностях («Московские ведомости», № 43).
В Костромской губернии общество трезвости образовалось: в имении графа Гейдена, в
селе Никольском на Упе, с деревнями («Русский дневник», № 66); в
селах Ножкине и Коровье, подле Чухломы («Русский дневник», № 85); между помещичьими
крестьянами двух приходов Галичского уезда (в числе 500 человек) и между
крестьянами помещичьими и государственными (3500 человек), в шести приходах Чухломского уезда («Русский дневник», № 94); между
крестьянами разных владельцев (344 человека) в Солигаличском уезде («Русский дневник», № 111); между рабочими на заводе купца Вакорина в Галиче («Московские ведомости», № 112).
Из Ярославской губернии было только одно известие — о мирском приговоре не пить вина, состоявшемся в
селе Яне, Мологского уезда, принадлежащем г. Шилову («Московские ведомости», № 148). Кроме того, писали из самого Ярославля, что
крестьяне очень тихо провели там масленицу и запрос на полугар значительно уменьшился («Московские ведомости», № 52).
В кабинете он зажег лампу, надел туфли и сел к столу, намереваясь работать, но, взглянув на синюю обложку толстого «Дела М. П. Зотовой с
крестьянами села Пожога», закрыл глаза и долго сидел, точно погружаясь во тьму, видя в ней жирное тело с растрепанной серой головой с фарфоровыми глазами, слыша сиплый, кипящий смех.
"Сего числа, в десятом часу вечера, — пишет некий истязуемый субъект, — пришед в занимаемую мною в городе Черноборске квартиру,
крестьянин села Лекминского Иван Савельев Бунчуков, и будучи он мне одолженным двадцать рублей серебром, стали мы разговаривать о разных предметах, как приличествует в мирном и образованном обществе, без всякой азартности и шума.
Неточные совпадения
«Нет! нет! // Прошу
садиться, граждане! » //
Крестьяне поупрямились, // Однако делать нечего, // Уселись на валу.
Садятся два
крестьянина, // Ногами упираются, // И жилятся, и тужатся, // Кряхтят — на скалке тянутся, // Суставчики трещат! // На скалке не понравилось: // «Давай теперь попробуем // Тянуться бородой!» // Когда порядком бороды // Друг дружке поубавили, // Вцепились за скулы! // Пыхтят, краснеют, корчатся, // Мычат, визжат, а тянутся! // «Да будет вам, проклятые! // Не разольешь водой!»
Не ветры веют буйные, // Не мать-земля колышется — // Шумит, поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! //
Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все
село шатается, // Что даже церковь старую // С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к вечеру покинули // Бурливое
село…
Заметив любознательность //
Крестьян, дворовый седенький // К ним с книгой подошел: // — Купите! — Как ни тужился, // Мудреного заглавия // Не одолел Демьян: // «Садись-ка ты помещиком // Под липой на скамеечку // Да сам ее читай!»
В
селе Верхлёве, где отец его был управляющим, Штольц вырос и воспитывался. С восьми лет он сидел с отцом за географической картой, разбирал по складам Гердера, Виланда, библейские стихи и подводил итоги безграмотным счетам
крестьян, мещан и фабричных, а с матерью читал Священную историю, учил басни Крылова и разбирал по складам же «Телемака».