Неточные совпадения
Мы думали, что в этой массе статеек скажется наконец об Островском и о значении его пьес что-нибудь побольше
того, нежели что мы видели в критиках, о которых упоминали в
начале первой статьи нашей о «Темном царстве».
Во всяком случае, гораздо лучше, по нашему мнению, разобрать басню и сказать: «Вот какая мораль в ней содержится, и эта мораль кажется нам хороша или дурна, и вот почему», — нежели решить с самого
начала: в этой басне должна быть такая-то мораль (например, почтение к родителям), и вот как должна она быть выражена (например, в виде птенца, ослушавшегося матери и выпавшего из гнезда); но эти условия не соблюдены, мораль не
та (например, небрежность родителей о детях) или высказана не так (например, в примере кукушки, оставляющей свои яйца в чужих гнездах), — значит, басня не годится.
Тогда и критика смиренно признает их достоинства; а до
тех пор она должна находиться в положении несчастных неаполитанцев в
начале нынешнего сентября, — которые хоть и знают, что не нынче так завтра к ним Гарибальди придет, а все-таки должны признавать Франциска своим королем, пока его королевскому величеству не угодно будет оставить свою столицу.
Точно так же не буду я вашим подсудимым и в
том случае, когда вы
начнете описывать меня, желая дать обо мне понятие вашим знакомым.
Критик, которому эти уклонения не нравятся, должен был
начать с
того, чтоб их отметить, охарактеризовать, обобщить и затем прямо и откровенно поставить вопрос между ними и старой теорией.
Если критик находит, что публика заблуждается в своей симпатии к автору, который оказывается преступником против его теории,
то он должен был
начать с защиты этой теории и с серьезных доказательств
того, что уклонения от нее — не могут быть хороши.
Скажите, что подумать о человеке, который, при виде хорошенькой женщины,
начинает вдруг резонировать, что у нее стан не таков, как у Венеры Милосской, очертание рта не так хорошо, как у Венеры Медицейской, взгляд не имеет
того выражения, какое находим мы у рафаэлевских мадонн, и т. д. и т. д.
Как вы, в самом деле, заставите меня верить, что в течение какого-нибудь получаса в одну комнату или в одно место на площади приходят один за другим десять человек, именно
те, кого нужно, именно в
то время, как их тут нужно, встречают, кого им нужно,
начинают ex abrupto разговор о
том, что нужно, уходят и делают, что нужно, потом опять являются, когда их нужно.
Так было и в устройстве жизни: более ловкие продолжали отыскивать свое благо, другие сидели, принимались за
то, за что не следовало, проигрывали; общий праздник жизни нарушался с самого
начала; многим стало не до веселья; многие пришли к убеждению, что к веселью только
те и призваны, кто ловко танцует.
Люди чистой науки, делавшие астрономические и физические открытия или установлявшие новые философские
начала, умели слушать голос естественных здравых требований ума и помогали человечеству избавляться от
тех или других искусственных комбинаций, вредивших устройству общего благоденствия.
Общее положение литературы отразилось, разумеется, отчасти и на Островском; оно, может быть, во многом объясняет
ту долю неопределенности некоторых следующих его пьес, которая подала повод к таким нападкам на него в
начале пятидесятых годов.
Анархия осталась бы
та же, потому что в обществе все-таки разумных
начал не было бы, озорничества продолжались бы по-прежнему; но половина людей принуждена была бы страдать от них и постоянно питать их собою, своим смирением и угодливостью.
Вообще — в женщине, даже достигшей положения независимого и con amore упражняющейся в самодурстве, видно всегда ее сравнительное бессилие, следствие векового ее угнетения: она тяжеле, подозрительней, бездушней в своих требованиях; здравому рассуждению она не поддается уже не потому, что презирает его, а скорее потому, что боится с ним не справиться: «
Начнешь, дескать, рассуждать, а еще что из этого выйдет, — оплетут как раз», — и вследствие
того она строго держится старины и различных наставлений, сообщенных ей какою-нибудь Феклушею…
Если конец приходит очень поздно, если человек
начинает понимать, чего ему нужно, тогда уже, когда большая часть жизни изжита, — в таком случае ему ничего почти не остается, кроме сожаления о
том, что так долго принимал он собственные мечты за действительность.
Она возмужала, в ней проснулись другие желания, более реальные; не зная иного поприща, кроме семьи, иного мира, кроме
того, какой сложился для нее в обществе ее городка, она, разумеется, и
начинает сознавать из всех человеческих стремлений
то, которое всего неизбежнее и всего ближе к ней, — стремление любви и преданности.
Только бы не подчиниться их
началам, вопреки своей натуре, только бы не помириться с их неестественными требованиями, а там что выйдет — лучшая ли доля для нее или гибель, — на это она уж не смотрит: в
том и другом случае для нее избавление…
Но в «темном царстве» здравый смысл ничего не значит: с «преступницею» приняли меры, совершенно ему противные, но обычные в
том быту: муж, по повелению матери, побил маненько свою жену, свекровь заперла ее на замок и
начала есть поедом…
В монологах Катерины видно, что у ней и теперь нет ничего формулированного; она до конца водится своей натурой, а не заданными решениями, потому что для решений ей бы надо было иметь логические твердые основания, а между
тем всё
начала, которые ей даны для теоретических рассуждений, решительно противны ее натуральным влечениям.
Неточные совпадения
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без
того, чтобы, взошедши на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и потом
начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? —
начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за
то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Марья Антоновна. Право, маменька, все смотрел. И как
начал говорить о литературе,
то взглянул на меня, и потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел на меня.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и
того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и
начните.
Да если спросят, отчего не выстроена церковь при богоугодном заведении, на которую назад
тому пять лет была ассигнована сумма,
то не позабыть сказать, что
начала строиться, но сгорела.