Но та же степь своим пустынным величием и тишиною навевала и грусть на
душу поэта, как высказывается это, напр., в последних стихах стихотворения «Могила...
В этих немногих строках выражается благородная
душа поэта, стремящегося к совершенству и готового упрекать себя даже за те обстоятельства жизни, которые приводили его к чему-нибудь дурному и пошлому независимо от его воли… По свидетельству друзей Кольцова, любимейшей мечтой его жизни было отделаться от мелочной торговли и на свободе предаться ученью… Особенно сильно и постоянно выказывал он это стремление после 1836 года.
Неточные совпадения
Строго говоря, поэтическое чувство есть почти во всяком человеке. Чрезвычайно трудно найти таких грубых и холодных людей, на которых ничто не производило бы впечатления, которые были бы равнодушны ко всему на свете. Но в обыкновенных людях чувство это проявляется очень слабо и нередко заглушается разными житейскими расчетами и обстоятельствами. В
поэте же оно развивается весьма сильно, является господствующим над другими сторонами
души и выражается очень ярко, несмотря на все внешние препятствия.
Поэт, умеющий прекрасно изобразить сердечное чувство, дает нам прочное напоминание о нем и вновь вызывает из глубины
души то, что прежде было заглушено в ней разными внешними обстоятельствами.
У них часто рассуждения заменяют чувство, и в
душе нет той чуткости, той восприимчивости, которая делает
поэта весьма чувствительным ко всякому явлению природы и жизни.
Такие
поэты опять не могут иметь никакого значения, потому что они не удовлетворяют поэтическому чувству, живущему в
душе каждого человека.
Но он умел сохранить и здесь чистоту
души своей и остался
поэтом и человеком благородным.
Все это стихотворение, один из самых первых опытов Кольцова, еще очень слабо; но в нем все-таки заметно искреннее чувство, видна чистота и благородство стремлений, которые он питал в своей
душе с самого раннего детства и без которых не мог бы быть столь замечательным
поэтом.
Я повернул себя от них на другую дорогу, хотел их научить — да ба! и вот как с ними поладил: все их слушаю, да сам про себя думаю о другом; всех их хвалю во всю мочь; все они у меня люди умные, ученые, прекрасные
поэты, философы, музыканты, образцовые чиновники, образцовые купцы, образцовые книгопродавцы; и они стали мною довольны; и я сам про себя смеюсь над ними от
души.
Все, что окружает
поэта, противится этому стремлению, но оно все-таки остается в
душе его твердо и непоколебимо.
Дай оглянусь. Простите ж, сени, // Где дни мои текли в глуши, // Исполнены страстей и лени // И снов задумчивой души. // А ты, младое вдохновенье, // Волнуй мое воображенье, // Дремоту сердца оживляй, // В мой угол чаще прилетай, // Не дай остыть
душе поэта, // Ожесточиться, очерстветь // И наконец окаменеть // В мертвящем упоенье света, // В сем омуте, где с вами я // Купаюсь, милые друзья!
— Но где вы возьмете в сорок лет страсти, — возразила хозяйка, — когда уже вы в тридцать лет чувствуете, как говорят иные, разочарование? И что такое ваше разочарование? Это не усталость
души поэта, испытавшей все в жизни; напротив, материализм, загрубелость чувств, апатия сердца — и больше ничего!
Ах, он любил, как в наши лета // Уже не любят; как одна // Безумная
душа поэта // Еще любить осуждена: // Всегда, везде одно мечтанье, // Одно привычное желанье, // Одна привычная печаль. // Ни охлаждающая даль, // Ни долгие лета разлуки, // Ни музам данные часы, // Ни чужеземные красы, // Ни шум веселий, ни науки // Души не изменили в нем, // Согретой девственным огнем.
Неточные совпадения
Трещит по улицам сердитый тридцатиградусный мороз, визжит отчаянным бесом ведьма-вьюга, нахлобучивая на голову воротники шуб и шинелей, пудря усы людей и морды скотов, но приветливо светит вверху окошко где-нибудь, даже и в четвертом этаже; в уютной комнатке, при скромных стеариновых свечках, под шумок самовара, ведется согревающий и сердце и
душу разговор, читается светлая страница вдохновенного русского
поэта, какими наградил Бог свою Россию, и так возвышенно-пылко трепещет молодое сердце юноши, как не случается нигде в других землях и под полуденным роскошным небом.
И шагом едет в чистом поле, // В мечтанья погрузясь, она; //
Душа в ней долго поневоле // Судьбою Ленского полна; // И мыслит: «Что-то с Ольгой стало? // В ней сердце долго ли страдало, // Иль скоро слез прошла пора? // И где теперь ее сестра? // И где ж беглец людей и света, // Красавиц модных модный враг, // Где этот пасмурный чудак, // Убийца юного
поэта?» // Со временем отчет я вам // Подробно обо всем отдам,
Замечу кстати: все
поэты — // Любви мечтательной друзья. // Бывало, милые предметы // Мне снились, и
душа моя // Их образ тайный сохранила; // Их после муза оживила: // Так я, беспечен, воспевал // И деву гор, мой идеал, // И пленниц берегов Салгира. // Теперь от вас, мои друзья, // Вопрос нередко слышу я: // «О ком твоя вздыхает лира? // Кому, в толпе ревнивых дев, // Ты посвятил ее напев?
А может быть и то:
поэта // Обыкновенный ждал удел. // Прошли бы юношества лета: // В нем пыл
души бы охладел. // Во многом он бы изменился, // Расстался б с музами, женился, // В деревне, счастлив и рогат, // Носил бы стеганый халат; // Узнал бы жизнь на самом деле, // Подагру б в сорок лет имел, // Пил, ел, скучал, толстел, хирел. // И наконец в своей постеле // Скончался б посреди детей, // Плаксивых баб и лекарей.
В свою деревню в ту же пору // Помещик новый прискакал // И столь же строгому разбору // В соседстве повод подавал. // По имени Владимир Ленской, // С
душою прямо геттингенской, // Красавец, в полном цвете лет, // Поклонник Канта и
поэт. // Он из Германии туманной // Привез учености плоды: // Вольнолюбивые мечты, // Дух пылкий и довольно странный, // Всегда восторженную речь // И кудри черные до плеч.