Поэты и вожди. От Блока до Шолохова

Лев Колодный, 2016

Книгу журналиста и историка Льва Колодного составляют документальные очерки о судьбе выдающихся русских писателей. В прошлые времена судьба литераторов зависела от царей, в ХХ веке – от вождей. Смертельно больного Блока не выпустил лечиться за границу Ленин; Ахматову, Булгакова, Платонова травил Сталин. Хрущев преследовал Пастернака, Брежнев – Солженицына. Тяжело сложилась жизнь Горького, Шолохова; самоубийством оборвалась жизнь Фадеева…

Иван Бунин: «Совсем особый город…»

Начинающий и подающий надежды юный поэт Иван Бунин, успевший опубликовать первые стихи в скромных периодических изданиях, впервые появился в Москве на двадцатом году жизни. В древнюю столицу прибыл поездом. Никто здесь его не ждал и не встречал.

Точный день первого посещения Москвы его биограф и жена Вера Муромцева-Бунина не называет. Случилось это в конце 1889 года. Как раз весной того года, вырвавшийся из-под опеки родителей, он впервые пустился в странствия. До этого, как ни странно, не видел даже ближайшего губернского города — Орла. Самым большим центром, который познал в детстве, отрочестве и юности, был уездный Елец, где учился в гимназии.

Если бы Бунину пришлось заполнять анкету, то на вопрос об образовании он должен был бы ответить — три класса гимназии. В «Жизни Арсеньева» писатель, рассказывая о прошлом своего героя, сообщает: «В гимназии я пробыл четыре года…» Находившийся не в ладах с математикой гимназист Бунин одолел три класса, а «пробыл» в гимназии четыре года, поскольку во втором классе был оставлен на второй год.

Хотя сам автор и его биограф неоднократно предупреждали читателей, что «Жизнь Арсеньева» ни в коем случае не автобиография, что это только «автобиография вымышленного лица», тем не менее даже в научном очерке «Иван Бунин», опубликованном в четырехтомнике «История русской литературы», утверждается: «Он окончил 4 класса Елецкой гимназии…»

Отсутствие интереса к абстрактным наукам возмещалось поразительной впечатлительностью, способностью моментально схватывать особенности людских характеров, чувствовать природу, музыку, живопись. Судьба наградила Ивана Бунина артистическим даром (позднее Станиславский будет предлагать писателю сыграть Гамлета). Самостоятельно в деревне, не посещая гимназии, изучил английский язык, занялся поэтическими переводами…

Однако вот в гимназии учился плохо и даже бросил ее. Это важное обстоятельство навсегда закрыло перед ним обычную дорогу, по которой шли сверстники Бунина из дворянских семей: гимназия — университет. О высшем образовании нельзя было мечтать. Тем не менее довольно основательное образование Иван Бунин получил: три года занимался дома со старшим братом Юлием, высланным на этот срок за участие в революционной деятельности под надзор полиции по месту жительства родителей — в деревню.

Родители Бунина дальше Ельца не выезжали: год от году разорявшаяся семья не могла позволить себе такой роскоши, как поездки в большие города или за границу. Поэтому и сын их Иван сидел дома, невольное затворничество позволило ему познать и полюбить деревню. Только в воображении Бунин мог совершать фантастические путешествия, манившие его с тех пор, как его первый учитель, готовивший к поступлению в гимназию, «возбудил желание увидеть свет».

Вот почему, когда пришел, наконец, черед выпорхнуть из родного гнезда, Иван Бунин пустился в странствия сначала близкие, затем — дальние. На первых порах осмотрел Орел, Харьков, затем увидел Севастополь, куда особенно давно стремился. В нем в дни Крымской войны вместе со Львом Толстым воевал отец. Снова Орел, за ним Смоленск, Витебск…

И, наконец, наступил черед Москвы.

«Огромная, людная старая Москва встретила меня блеском солнечной оттепели, тающих сугробов, ручьев и луж, громом и звоном конок, шумной бестолочью идущих и едущих, удивительным количеством тяжко нагруженных товарами ломовых розвальней, грязной теснотой улиц, лубочной картинностью кремлевских стен, палат, дворцов, скученно сияющих среди них золотых соборных маковок. Я дивился на Василия Блаженного, ходил по соборам в Кремле, завтракал в знаменитом трактире Егорова в Охотном ряду…»

Это отрывок из «Жизни Арсеньева». Примерно такой увидел столицу в свой первый приезд Иван Бунин, спрессовав в вышеприведенных строчках впечатления от нескольких первоначальных наездов в город, который он впервые увидел зимой, а не весной, как его герой.

Во время первого краткосрочного посещения Москвы успел Иван Бунин не только осмотреть достопримечательности древнего города. Была у него еще одна, по-видимому, главная цель — установить контакт с редакциями московских журналов. И он поспешил в центр Москвы, в Леонтьевский переулок, где к тому времени дома получили уличные номера. Остановился приезжий перед невысоким, как и все остальные здания в переулке, домом № 21.

Непрошеным гостем робкий провинциал появился в редакции солидного издания «Русская мысль». Этот респектабельный журнал конкурировал с петербургскими «толстыми» журналами, такими как «Отечественные записки» и «Вестник Европы». Располагался солидный московский журнал как раз в доме № 21 по Леонтьевскому переулку. Почему явился Иван Бунин именно в этот журнал, а не в какой-либо другой? Не потому ли, что издателем и редактором его был Вукол Михайлович Лавров, в юности приехавший в Москву за счастьем из Ельца Орловской области, а значит — земляк Бунина. Купеческий сын, владелец миллионного состояния, полученное наследство употребил во славу литературы…

Но на глаза Вукола Лаврова, который одинаково ровно относился и к маститым авторам и к начинающим поэтам, Иван Бунин не попал. Сидевший за редакционным столом служащий оглушил переступившего порог голубоглазого с деревенским румянцем на щеках молодого человека (точно определив с первого взгляда, что перед ним стихотворец), такими словами: «Если стихи, то у нас их на девять лет!»

На всю жизнь запомнил Иван Алексеевич свой первый визит в «толстый» журнал и долго недоумевал, почему в журнале припасено стихов на девять, а не на десять или восемь лет?

Можно не пытаться выяснять — где Бунин останавливался тогда: денег, чтобы оплатить ночлег, у него не оказалось, возможно, что и на обед их не хватило после посещения знаменитого трактира…

Уехав из Москвы не солоно хлебавши, Иван Бунин вернулся в Орел. Там вышла его первая книжка стихов, грубо осмеянная петербургским влиятельным «Новым Временем»: «Еще одна чесночная головка появилась в русской литературе…»

В первом очерке о жизни Ивана Бунина в книге «Русские писатели в Москве» ошибочно утверждается: «Первая встреча писателя с Москвой произошла в начале 1894 года (эта неточность отсюда перешла в энциклопедию «Москва»). Остановился Бунин в меблированных комнатах Боргеста, неподалеку от Никитских ворот…»

Но это далеко не так. Как журналист и корреспондент «Орловского вестника» он побывал в Москве и летом 1891 года вместе с издательницей газеты в те дни, когда открылась на Ходынке французская выставка. Остановились они тогда в Неглинном проезде, номерах Ечкиной. Об этом сообщает в «Жизни Бунина» Вера Муромцева-Бунина. Будучи специальным корреспондентом газеты, Иван Бунин писал тогда отчеты с проходившей выставки, вызывавшей большой интерес во многих городах России.

И в тот приезд Бунин поспешил в Кремль, снова поразивший его воображение зубчатыми стенами. Тогда он не только обошел Боровицкий холм, но и поднялся на колокольню Ивана Великого, чтобы увидеть город с птичьего полета. Ему нравилось в Кремле все, он запоминал каждое древнее название, связанное с историей, топографией местности, каждое слово волновало его душу: «Как хорошо! Спас на Бору!.. Вот это и подобное русское меня волнует, восхищает древностью, моим кровным родством с ним», — писал Бунин. Посетил в тот приезд он знаменитый летний сад «Эрмитаж», библиотеку Румянцевского музея. Не раз ездил на Ходынку, где раскинулись павильоны выставки, один из которых, некогда «императорский», сохранился до наших дней среди строений стадиона «Юных пионеров».

Как многие приезжие, совершил Иван Бунин восхождение на Воробьевы горы. По тем временам это было не просто, но панорама Москвы, открывавшаяся с высоты, стоила усилий.

Два с лишним года спустя молодой писатель снова увидел Москву. На этот раз осуществилась его страстная мечта. Он посетил в Хамовниках Льва Толстого, успев к тому времени за свои сочинения заслужить похвалу крупных литераторов России: Михайловского — за прозу, Жемчужникова — за стихи.

После посещения усадьбы Льва Толстого спать не мог. «Это было не то сон, не то бред; я вскакивал, мне казалось, что я с ним говорю». Иван Бунин страстно увлекся учением Льва Толстого, подобно многим, в то время пытался быть «толстовцем», пропагандистом учения Льва Николаевича, хотел «опроститься», из чего, впрочем, ничего не вышло. Лев Толстой при встрече с Буниным вспомнил его отца, несмотря на то что с момента их встреч в Крыму пролетели десятилетия.

— Вы что же, надолго в Москве? Зачем? Ко мне? Молодой писатель? Пишите, пишите, если очень хочется, только помните, что это никак не может быть целью жизни… Садитесь, пожалуйста, и расскажите о себе…

О встречах со Львом Толстым Иван Бунин рассказывал и вспоминал неоднократно. Так, в интервью, которое взял у него Корней Чуковский в 1902 году, будучи репортером одесской газеты (тогда за Буниным «охотились» журналисты, внимая каждому его слову), он упомянул другой эпизод — последней встречи со Львом Толстым. Она произошла не в доме в Хамовниках, а на улице, на Арбате, над которым сгустились сумерки.

Тогда Бунину не пришлось представляться. Лев Толстой зоркими глазами увидел, кто оказался перед ним, и первым поздоровался:

— Здравствуйте, Иван Алексеевич. Почему вас не видать?

Растерявшийся от неожиданной встречи Бунин снял с головы шапку, почувствовал смущение и неловкость, как школьник перед строгим учителем, и со свойственной ему откровенностью и правдивостью ответил, преодолевая волнение:

— Боюсь я бывать у вас…

Между первой и последней встречей со Львом Толстым прошло всего семь лет, но за эти годы Иван Бунин написал десятки стихотворений и рассказов, стал профессиональным литератором, познакомился со многими выдающимися современниками: поэтами, писателями, артистами, художниками. Его имя стало известно читающей России.

Еще до встречи в Хамовниках на глаза Льву Толстому попалось одно из стихотворений Бунина. Беседуя с Горьким, не помня имени автора, Лев Толстой процитировал поразившие его стихи: «Грибы сошли, но крепко пахнет в оврагах сыростью грибной…»

Первым большим поэтом, с которым Иван Бунин подружился во время наездов в Москву, был Константин Бальмонт. Их сближала не только поэзия, но и страсть к путешествиям, интерес к поэзии и истории многих стран и народов. Бальмонт познакомил Бунина с московскими символистами, в частности с Валерием Брюсовым. Мэтр признал в нем «настоящего поэта». Проницательный Брюсов увидел и то, что в жизни Бунин, «кажется, очень несчастен».

Обстоятельства семейные складывались для поэта много лет неудачно. Варвара Пащенко — первая любовь — покинула его, сбежав тайно из дому. Второй брак также сложился неудачно, более того — умер горячо любимый малолетний сын…

Мятущаяся душа поэта рвалась, как птица в полет, на вокзал, в дорогу. Сложны траектории бунинских маршрутов, особенно в молодости. Позднее они несколько упростились. Бунин чаще всего колесил между Москвой, Петербургом, Одессой и Крымом, заезжая непременно в родные края, деревню, где никто не мешал ему писать.

Не имея никогда собственного дома в Москве, он останавливался в разных гостиницах и меблированных комнатах, поэтому и в рассказах его герои нередко делали то же самое:

«Приехав в Москву, я воровски остановился в незаметных номерах в переулке возле Арбата» («Кавказ»).

«Жил я на Арбате, рядом с рестораном “Прага”, в номерах “Столица”» («Муза»).

Скромная московская гостиница «Столица» находилась в длинном двухэтажном доме, которым в свое время владел генерал Шанявский, подаривший его городу. Жил тут Бунин весной 1898 года, зимой 1902 года… Здание это сохранилось. Его адрес: Арбат, 4.

Бывшие меблированные комнаты в «переулке возле Арбата» стоят на своем прежнем месте в Хрущевском переулке, правда, фасад старого дома, где помещались номера, видоизменился, упростился в духе современной архитектуры. В этом переулке, в доме № 5, содержала небольшое гостиничное заведение некто И.А. Гунст.

Иван Бунин отдавал предпочтение ее меблированным комнатам по нескольким причинам. К тому времени, когда писатель зачастил в Москву, его старший брат Юлий Алексеевич Бунин осел в Москве, начав служить в журнале «Вестник воспитания».

Редакция журнала находилась в Староконюшенном переулке, 32, в небольшом дворовом двухэтажном флигеле, в последние годы снесенном. Не проходило дня, чтобы братья не виделись, не совершали уличной прогулки, не проводили часы за вечерним чаепитием. Эти чаепития, а на них сходились многие литераторы, проходили на первом этаже флигеля, где жил Юлий Бунин. Потребность жить вблизи брата и заставляла Бунина селиться то в «Столице», то у Анны Ивановны Гунст.

И Староконюшенный, и Хрущевский переулки входят в число многочисленных переулков Арбата, самого поэтического района старой Москвы. Жить здесь стремились многие писатели, начиная с Пушкина. Естественно, Бунина не мог не очаровать Арбат:

Здесь, в старых переулках за Арбатом,

Совсем особый город… Вот и март.

И холодно, и низко в мезонине,

Не мало крыс, но по ночам — чудесно.

Днем — ростопель, капели, греет солнце,

А ночью подморозит, станет чисто,

Светло — и так похоже на Москву…

Была еще одна причина, заставлявшая селиться в Хрущевском переулке, 5, в номерах Гунст. Рядом с меблированными комнатами как прежде, так и теперь, находился крохотный, в один этаж, особняк, появившийся в этом уголке Москвы после 1812 года. Тогда сгоревший деревянный Арбат бурно застраивался сотнями деревянных домов, на каждом из которых ставила свою печать поэзия чистого и гармоничного архитектурного стиля, торжествовавшего в те дни в освобожденной Москве — ампира, позднего классицизма.

Об этом особняке Арбата трудно говорить кратко, настолько богата его история, настолько хороша архитектура, настолько многих великих и славных людей повидали его маленькие стены, слышавшие Льва Толстого, Федора Достоевского, Ивана Тургенева… Не буду обо всем этом писать: судьба дома подробно прослежена в книжке «Особняк за потайной дверью» Александра Басманова, вышедшей в серии «Биография московского дома» издательства «Московский рабочий».

Скажу о том, что связывало особняк с Буниным. Дружба с Екатериной Михайловной Лопатиной, дочерью хозяина дома. Проживавший с 1931 года до последнего времени в этом особняке Юрий Борисович Шмаров, историк, человек интересной судьбы, сделал много для того, чтобы сберечь память об этой достопримечательности города. Поселившись здесь в молодости, он, как истый собиратель и коллекционер, поднялся на пыльный чердак, зная, что там нередко хранятся бесценные вещи и документы. И был щедро вознагражден за любопытство. Нашел он не только старые фотографии хозяйки, а и хозяина — Михаила Николаевича Лопатина. Тайный советник, председатель Московской судебной палаты — он был не только неподкупный судья, известный всей Москве, но и публицист, устраивавший много лет в особняке литературные «среды». Неудивительно, что, живя в насыщенной культурой среде, дочь его Екатерина увлеклась литературой, стала писательницей. Вместе с фотографиями обнаружил тогда Шмаров тетрадь в коленкоровом переплете — дневник. Стал его читать. И вот что из него узнал:

«12 марта 1898 г. Иван Алексеевич Бунин дня через два после того, как я писала в последний раз, в среду уже был у меня. Он у меня постоянно, мы вместе работаем. Мне теперь с ним легко: в наших отношениях есть много поэтического. “Как-никак, а мы артисты, черт возьми, нужно ж, чтобы мы выработали какие-нибудь иные формы”, — говорил он мне».

Их совместная работа в те далекие дни заключалась в том, что Бунин помогал «Катерине Михайловне», как он ее называл, держать корректуру ее выходившего в журнале (а потом — отдельным изданием) романа, советуя при этом сокращать длинноты.

Оба они, Бунин и Лопатина, тогда глубоко в душе переживали любовные драмы, каждый — свою. О женитьбе своей поминали шутя, слишком разные были это люди. Ходили они вдвоем в Проточный переулок, где находились тогда московские трущобы, знакомились с жизнью людей на «дне», не раз гуляли вместе по арбатским переулкам, проводили лето на даче в Царицыне, ставшем частью Москвы: сюда подведена линия метро…

«Бывало, идем по Арбату, он в высоких ботиках, в потрепанном пальто с барашковым воротником, в высокой барашковой шапке и говорит:

— Вот вы все смеетесь, не верите, а вот увидите, я буду знаменит на весь мир! — Какой смешной, — думала я», — вспоминала много лет спустя эти прогулки по Арбату Екатерина Лопатина в дни, когда слова друга молодости сбылись: он стал лауреатом Нобелевской премии.

В отношениях между Буниным и Лопатиной особенно удивляет вот что. Иван Алексеевич был завсегдатаем особняка в Хрущевском переулке не только потому, что его тянуло увидеть здесь Екатерину Михайловну, поговорить с ней, ее друзьями. Частые встречи Бунина с Лопатиной могли создать впечатление, что между ними — роман. Но романа не было, была та редкая ситуация, когда гость стремится в дом не столько ради хозяйки, сколько ради… самого дома. Отличался дом не роскошью, хлебосольством, а архитектурой, царившей в нем культурой, чьи глубокие корни проросли здесь.

Бунин об этом писал так: «Мне нравился переулок, дом, где они жили, приятно было бывать в доме. Но это было не то, что влюбляются в дом оттого, что в нем живет любимая девушка, как это часто бывает, а наоборот. Она мне нравилась потому, что нравился дом».

И сегодня пленяет живописностью старый крошечный особняк, как и Хрущевский переулок, его строй домов. Хотя кое-что и здесь успели потерять: исчезли стоявшие напротив особняка два других старинных домика, на месте которых растут кусты и деревья. Но есть и отрадные перемены. В старинной усадьбе Хрущевых, она напротив здания бывших номеров, обосновался музей А.С. Пушкина, так любимого Буниным. А рядом — на соседней улице, Пречистенке, открыт музей Льва Толстого, не раз одаривавшего молодого поэта своим вниманием.

Особняк Лопатиных передали Академии художеств; в нем помещается отделение архитектуры. В этом особняке меня принимал Михаил Посохин, бывший главный архитектор Москвы, когда на закате жизни лишили должности и некогда беспредельной власти. Он показал потайную комнату, где тайком от слуг собирались гости барона Штейнгеля, владевшего особняком до восстания 1825 года в Петербурге. Тайком от слуг будущие декабристы вели разговоры, которые привели их на Сенатскую площадь.

Словно оправдываясь, Посохин рассказал, что низкие потолки типовых домов, крошечные прихожие и маленькие кухни — все это пришлось делать под напором Хрущева.

Приезжая в Москву, Иван Бунин долго продолжал оставаться постояльцем гостиниц. Он отказывался жить у друзей, даже когда в их распоряжении были многокомнатные квартиры и дома. Так, ему предлагала кров в доме на Чистых прудах жена писателя Телешова, устраивавшего литературные «среды». Живя в Москве, по средам, Иван Алексеевич непременно посещал эти литературные собрания. Ходил и на другие «среды», которые устраивали его друзья художники на квартире коллекционера Шмаровина.

Познакомившись с Чеховым, с каждым годом все больше с ним сближался, проводив в беседах долгие часы. И когда Чехов и Бунин бывали одновременно в Москве, то виделись постоянно.

Приехав осенью, в конце октября 1905 года, в очередной раз в Москву и поселившись поначалу в комфортабельном «Национале», одной из лучших московских гостиниц, Бунин вскоре перебирается в излюбленные номера в Хрущевском переулке. Пребывая здесь в ноябре и декабре, он стал свидетелем московского вооруженного восстания, революции 1905 года.

Бунин даже заимел в те дни револьвер, что было не дань моде, а жизненной потребностью: черносотенцы нередко нападали из-за угла на прохожих, которые казались им подозрительными. Заимели револьвер и Константин Бальмонт, и Максим Горький…

Как было ни опасно в те дни находиться в Москве, и Бунин, и Горький стремились жить тогда именно в ней, желая своими глазами увидеть ход небывалых в истории России событий. Но если Бунин оставался заинтересованным свидетелем, то Максим Горький, хотя и не находился на баррикадах, был активнейшим участником революции, а его номер в гостинице «Петергоф», на углу Моховой и Воздвиженки, стал одним из центров революционной борьбы. В нем проходили конспиративные встречи и совещания. Большевики привезли сюда бикфордов шнур, запалы для бомб… В одной из самых укромных комнат номера-люкс изготовляли бомбы. Номер Максима Горького забаррикадировали. Для охраны выделили боевую дружину, состоявшую из студентов университета — грузин. Комнаты с утра до вечера были полны народу. В окнах, по выражению Максима Горького, «стекла гудели» от выстрелов. Сюда заходил Федор Шаляпин, Валентин Серов писал в те дни портрет Максима Горького, стремился сюда и Иван Бунин, не представляя, чем кончится начавшаяся трагедия для России и лично для него.

Даже когда улицы покрылись баррикадами, началась перестрелка и выходить из подъезда стало опасно, Иван Бунин не отсиживался в номерах в Хрущевском переулке. Выйдя из дома, он шел к Арбатской площади. Отсюда по короткой Воздвиженке достигал ее начала. На углу с Моховой, рядом с университетской библиотекой, поднялся новый массивный пятиэтажный дом Российского страхового общества, гостиница «Петергоф». 13 декабря 1905 года, за полчаса до прихода полиции, Максим Горький ее покинул…

Спрятав револьвер под шапкой, заняв купе в вагоне первого класса, уехал из усмиренной Москвы вслед за Максимом Горьким и Бунин. Революция 1905 года шла на убыль.

Весной следующего года писатель снова устремляется в Москву. Жить без нее, без встреч с московскими литераторами, посещения «Сред», без Художественного театра, Литературно-художественного кружка, выставок, заседаний — Бунин не мог.

В 1906 году он, хотя и продолжал колесить между городами, можно сказать, стал москвичом. Осенью 4 ноября на литературном вечере у молодого литератора Бориса Зайцева произошла встреча Бунина с абитуриенткой Московского университета Верой Муромцевой. Эта знаменательная встреча изменила привычный ход жизни 36-летнего писателя.

Где произошла встреча?

Писателя Бориса Зайцева, автора талантливых рассказов, первым заметил Леонид Андреев и ввел в кружок «Среды». В 1905 году жил Борис Зайцев вблизи Арбата в доме на Спасопесковской площадке. На верхнем этаже, и из окон его квартиры виднелась колокольня и купола церкви Спаса на Песках. Поблизости от Зайцева проживали Константин Бальмонт и Андрей Белый, с которыми он тогда часто встречался.

На закате жизни Вера Муромцева подробно описала первую встречу с Буниным в «Беседах с памятью»: « — Взбежав на четвертый этаж, чтобы перевести дух, остановилась у приотворенной двери квартиры Зайцевых…»

Я было подумал, дойдя до этого места, что это событие произошло в доме на Спасопесковской площадке, о котором подробно писали Андрей Белый и сам Борис Зайцев в мемуарах. Квартира Зайцева, судя по их воспоминаниям, как раз находилась на четвертом этаже.

Но первая встреча Бунина с суженой случилась, как оказывается, в другом доме, близком к Арбату. Его точно указала Вера Муромцева. Квартиры тогда в Москве писатели меняли быстро, были бы деньги. Познакомившись с учителем гимназии, литератором Виктором Стражевым, оказавшимся поклонником таланта молодого писателя, Зайцев в 1906 году решил жить с ним в одной квартире. Они сняли более удобную для себя квартиру. Как пишет Вера Муромцева, они «нашли ее на стыке Спиридоновки и Гранатного переулка, в доме Армянского». На их углу застыл, как встарь, дом, похожий острым носом на утюг. Владели им братья Михаил и Николай Армянские. В квартиру Зайцева и Стражева захаживали тогда многие писатели, художники, артисты.

В тот вечер, когда явилась сюда Вера Муромцева, рассказы читали Викентий Вересаев, Борис Зайцев и другие писатели, в том числе Бунин — «хорошо поставленным голосом». Читал мастерски, как артист, можно было даже видеть все, о чем он рассказывал…

Бунин был намного старше Веры Муромцевой, готовившейся к вступительным экзаменам в университет… Он задал смутившейся девушке, словно журналист, берущий интервью, несколько вопросов и выяснил: чем она занимается, как ее фамилия. И получил приглашение побывать у Муромцевых в их доме, чем не замедлил вскоре воспользоваться.

Все произошло стремительно и быстро. С места в карьер Бунин предложил девушке совершить с ним путешествие на Север, в Финляндию. Его слова прозвучали как приглашение к свадебному путешествию.

Муромцевы жили в 1906 году в особняке между Столовым и Скатертным переулками. До революции 1917 года на его месте поднялся большой доходный дом, по моим наблюдениям, возможно, вобравший в себя стены бывшего особняка Муромцева, как случалось при перестройках: одно из арочных окон дома похоже на то, какие встречаются в старинных особняках.

Сюда, в Столовый переулок, зачастил Бунин, где его встретили без особого радушия, узнав о намерении жениться, не только из-за разницы в возрасте жениха и невесты, Бунин состоял в церковном браке, расторгнуть который в России было практически невозможно, хотя брак оставался на бумаге.

Весной 1907 года Бунин и Муромцева отправились в дорогу, но не на Север, а на Ближний Восток, в далекое долгое и рискованное путешествие, ставшее свадебным, хотя молодые и не повенчались. И в дни сватовства Бунин жил в номерах Гунст в Хрущевском переулке. Явившаяся сюда невеста увидела комнату Бунина и описала ее впоследствии. Номер занимал письменный стол, где лежал вышедший тогда третий том сочинений писателя. В номере, с окном во двор, была обычная обстановка тех лет: диван, за перегородкой — кровать. Запомнила Вера Муромцева, что на двери значился № 12.

Бунин вел в те дни образ жизни преуспевавшего писателя. Каждый день посещал не только чаепития у брата Юлия в Староконюшенном. Успевал побывать в Литературно-художественном кружке на Большой Дмитровке, на заседании Общества любителей российской словесности в Московском университете. Там выступал с докладами. Он посещал часто Художественный театр. Поздно вечером, после представлений в театрах и концертов, Бунин заезжал в рестораны гостиниц «Большой Московской» или «Лоскутной». В роскошной гостинице «Лоскутной» подавали всю ночь.

Эти гостиницы часто упоминаются в рассказах о жизни русских писателей в Москве. Те, кто не имел своего дома, нередко останавливались именно здесь. Во-первых, потому что это были лучшие гостиницы, во-вторых, они находились в центре города, там, где теперь высится громада гостиницы «Москва». «Лоскутная» фасадом выходила туда, где была при советской власти широкая площадь перед Манежем, прежде застроенная множеством строений существовавших тут улиц и переулков. «Лоскутную» снесли в середине тридцатых годов, перед тем как выстроить «Москву». На ее месте — торговый комплекс «Охотный ряд».

А «Большая Московская» гостиница, переименованная в «Гранд-отель», простояла еще несколько десятилетий, снесли ее сравнительно недавно, когда возводили вторую очередь гостиницы «Москва», сданную городу в 1977 году. Ее сломали в начале ХХI века вместе с первой очередью гостиницы, чтобы построить новую «Москву», ту, что выросла в 2008 году.

Эта огромная гостиница располагается на месте «Лоскутной», «Большой Московской» и «Континенталя», еще одной классной гостиницы. А также на месте знаменитого трактира, куда устремился юный Иван Бунин в день первого приезда в «белокаменную» в 1889 году…

К моменту знакомства с Верой Муромцевой Иван Бунин стал завсегдатаем лучших московских ресторанов, где его хорошо знали. В «Праге» ему жарили блины по вкусу.

После женитьбы Бунин, если и не осел окончательно в Москве, то стал бывать в ней еще чаще и дольше. Жил обычно в Столовом переулке в особняке Муромцевых. Останавливался, впрочем, и в «Лоскутной».

В 1914 году Бунины поселились на Плющихе, в Долгом переулке, в доме № 14 (квартира № 12), выстроенном молодым архитектором, будущим академиком и главным архитектором Москвы Сергеем Чернышевым, ставшим соседом писателя.

Московский литератор Александр Вениаминович Храбровицкий, с которым я дружил, сфотографировал этот дом и в числе других снимков, как он мне сообщил, послал фотографию Вере Муромцевой в Париж, в 1959 году. Дом этот сохранился, стоит в нескольких десятках метров от того места, где жил учитель гимназии, у которого квартировал гимназист Миша Шолохов. Бывший литературный секретарь Шолохова писатель Шахмагонов на мой вопрос: кого из русских писателей любил читать Михаил Шолохов в пору их совместной работы, первым назвал имя Бунина. Шолохов высоко ценил стихи Бунина, помнил их и читал, не заглядывая в текст.

В Москве, из поданной ему за обедом телеграммы, Бунин узнал, что его избрали в академики. В ту незабываемую минуту за столом, в частности, сидела Вера Пащенко, его первая любовь и бывшая жена, тайком сбежавшая от страстно влюбленного в нее поэта… Вера Пащенко — один из прототипов образа Лики в «Жизни Арсеньева». Бунин стал академиком в 39 лет, когда создавал «Деревню», когда его талант был общепризнан. Даже недруги по поводу избрания Бунина в академики могли сожалеть лишь о его возрасте. Трижды поэт и прозаик Бунин удостаивался чести быть лауреатом Пушкинской премии, присуждаемой Петербургской академией наук.

Москва отметила четверть века работы Бунина в русской литературе, чествуя его в Актовом зале Московского университета на заседании «Общества любителей российской словесности», где Бунин не раз выступал.

Живя в Москве, Бунин не раз ходил в Кремль, ездил в Новодевичий монастырь, на Воробьевы горы, осматривал многие достопримечательности города. После таких посещений Кремля написал стихотворение «Шестикрылый», посвятив его одному из древних образов, хранящихся в соборах.

Осенью 1917 года после Февральской революции Бунин с женой снова оказался в Москве, поселившись у родителей жены. В это время Муромцевы жили в новом доходном доме на Поварской. Она, как другие улицы центра, заполнилась подобными многоквартирными зданиями со всеми мыслимыми в начале XX века удобствами: светом, газом, горячей водой, телефоном… Перед приездом сюда писатель понял, что «власть правительства сейчас в глазах мужика не имеет никакого значения, а каждое слово Ленина подхватывается и проводится в жизнь».

Наступил Октябрь. Поварская улица оказалась в районе уличных боев, простреливалась артиллерией. Снаряды проносились мимо окон квартиры, где жила семья писателя.

Снова в Москве шел бой, как в 1905 году. Революция в октябре 1917 победила. Она тревожила и внушала страх за будущее России и свою жизнь. Эту революцию Бунин не принял. Власть в империи захватили большевики и социалисты-революционеры, самые радикальные партии. Эсеры годами убивали губернаторов, министров, генералов. Большевики индивидуальному террору противопоставили массовый террор, не страшились грядущей гражданской войны, готовы были к арестам и казням «классовых врагов», к числу которых относили родственников Веры. Ее отца хоронила вся Москва в 1910 году, как хоронила в 1905 году Николая Баумана. Сергей Андреевич Муромцев избирался председателем I Государственной думы, разогнанной царем. В глазах народа слыл демократом. Он умер, будучи одним из лидеров влиятельной партии кадетов, конституционных демократов. Против кадетов большевики яростно выступали; захватив власть, Ленин объявил кадетов врагами народа.

В квартире Муромцевых, по воспоминаниям жены Горького — Екатерины Павловны Пешковой, шли «жаркие разговоры о судьбах России. Иван Алексеевич говорил, что жаль уезжать, но он чувствовал себя совершенно беспомощным и не в состоянии работать».

Проводы Буниных состоялись 21 мая 1918 года. На их квартире в тот день собрались близкие люди. Пришел брат Юлий Бунин, писатель Телешов, литературовед Коган, Екатерина Павловна Пешкова… Она и Юлий Бунин отправились на Савеловский вокзал, где отъезжавшим выхлопотали места в санитарном вагоне. Отсюда кружным путем добрались Бунины до Киева, потом переехали в Одессу, откуда морем — с тяжелым сердцем эмигрировали.

В письме московскому литературоведу Бабореко, издавшему книгу биографических материалов о писателе, Вера Муромцева сообщила: «А из Москвы мы выехали 21 мая 1918 года. Жили мы в квартире моих родителей на Поварской, в доме Баскакова, номер 26, в нижнем этаже. От входа налево».

Это нынешний дом № 26 на том же месте. Войдя в его подъезд, по ступенькам вестибюля попадаешь под дверь квартиры № 2. Из нее вышел Бунин, чтобы больше никогда не вернуться ни в Москву, ни в «Среднюю Россию», которую помнил и ни на минуту не забывал, тоскуя по ней и по Москве.

Иван Бунин раньше многих увидел грядущий Апокалипсис. Первый выдающийся русский писатель, который покинул Россию Ленина и Троцкого. Это случилось до начала Гражданской войны, «военного коммунизма», грабежей, экспроприаций, выселений буржуазии из центра, голода, холода, эпидемий, обрушившихся на Москву и Россию вскоре после его отъезда. Бунин никогда не сожалел о вынужденной эмиграции, он жил во Франции, Париже, вопреки тому, что о нем сочиняли в СССР, не потерял творческий потенциал, много писал, став лауреатом Нобелевской премии. «Окаянными днями» назвал Бунин время, наступившее после Октября 1917 года. Словом боролся с советской властью. Она ему платила взаимностью. Даже в Московском университете на филологическом факультете имя Бунина на лекциях замалчивалось. Он пережил Сталина, умер в Париже в конце 1953 года. Но не дожил то того времени, когда его стихи и прозу снова стали издавать в России. Собрание сочинений вышло в Москве в 1956 году.

По словам московских писателей, подписавших поздравительный адрес «Среды», И.А. Бунин — «художник, никогда не изменивший правде жизни, поэт, проникший в тайны родной природы». А это дано немногим.