Неточные совпадения
Если я мальчик, как назвала меня однажды бойкая
девушка с корзиной дынь, — она
сказала: «Ну-ка, посторонись, мальчик», — то почему я думаю о всем большом: книгах, например, и о должности капитана, семье, ребятишках, о том, как надо басом говорить: «Эй вы, мясо акулы!» Если же я мужчина, — что более всех других заставил меня думать оборвыш лет семи, сказавший, становясь на носки: «Дай-ка прикурить, дядя!» — то почему у меня нет усов и женщины всегда становятся ко мне спиной, словно я не человек, а столб?
— Ничего особенного, —
сказал Дюрок самым спокойным голосом. — Если здесь живет
девушка, которую зовут Молли Варрен, и если она дома, я хочу ее видеть.
Так и есть! Так я и знал, что дело идет о женщине, — пусть она
девушка, все едино! Ну,
скажите, отчего это у меня было совершенно непоколебимое предчувствие, что, как только уедем, явится женщина? Недаром слова Эстампа «упрямая гусеница» заставили меня что-то подозревать в этом роде. Только теперь я понял, что угадал то, чего ждал.
Это была
девушка или девочка? — я не смог бы
сказать сразу, но склонялся к тому, что девочка.
— Те же дикари, —
сказал он, — которые пугали вас на берегу, за пару золотых монет весьма охотно продали мне нужные сведения. Естественно, я был обозлен, соскучился и вступил с ними в разговор: здесь, по-видимому, все знают друг друга или кое-что знают, а потому ваш адрес, Молли, был мне сообщен самым толковым образом. Я вас прошу не беспокоиться, — прибавил Эстамп, видя, что
девушка вспыхнула, — я сделал это как тонкий дипломат. Двинулось ли наше дело, Дюрок?
— Если сцена, —
сказал он, входя, — то надо закрывать дверь. Кое-что я слышал. Мамаша Арколь, будьте добры дать немного толченого перцу для рагу. Рагу должно быть с перцем. Будь у меня две руки, — продолжал он в том же спокойном деловом темпе, — я не посмотрел бы на тебя, Лемарен, и вбил бы тебе этот перец в рот. Разве так обращаются с
девушкой?
— Она? —
сказал инвалид Арколь, устремляя указательный палец в грудь
девушке.
— Ах, и ты тоже Санди? Ну, милочка, какой же ты хороший, ревунок мой. Послужи, послужи
девушке! Ступайте с ней. Ступай, Молли. Он твоего роста. Ты дашь ему юбку и — ну,
скажем, платьишко, чтобы закутать то место, где лет через десять вырастет борода. Юбку дашь приметную, такую, в какой тебя видали и помнят. Поняла? Ступай, скройся и переряди человека, который сам
сказал, что его зовут Санди. Ему будет дверь, тебе окно. Все!
— Теперь они постоят у воды, —
сказал он, — и будут, так же, как нам, грозить кулаками боту. По воде не пойдешь. Дюрок, конечно, успел сесть с
девушкой. Какая история! Ну, впишем еще страницу в твои подвиги и… свернем-ка на всякий случай в лес!
— О да, — ответил я, — я догадываюсь.
Скажите, пожалуйста, где теперь эта
девушка?
— Молли, — он хрипло вздохнул, держа руку у горла, потом притянул ее голову и поцеловал в волосы. — Молли! — повторил Ганувер. — Теперь я буду верить всему! — Он обернулся к столу, держа в руке руку
девушки, и
сказал: — Я был очень беден. Вот моя невеста, Эмилия Варрен. Я не владею собой. Я не могу больше владеть собой, и вы не осудите меня.
Он передал
девушку, послушную, улыбающуюся, в слезах, мрачному капитану, который спросил: «Голубушка, хотите, посидим с вами немного?» — и увел ее. Уходя, она приостановилась,
сказав: «Я буду спокойной. Я все объясню, все расскажу вам, — я вас жду. Простите меня!»
Так она
сказала, и я не узнал в ней Молли из бордингауза. Это была
девушка на своем месте, потрясенная, но стойкая в тревоге и чувстве. Я подивился также самообладанию Галуэя и Дигэ; о Томсоне трудно
сказать что-нибудь определенное: услышав, как заговорил Дюрок, он встал, заложил руки в карманы и свистнул.
Дюрок хлопнул по колену рукой и встал. Все подошли к
девушке — веселой или грустной? — трудно было понять, так тосковало, мгновенно освещаясь улыбкой или становясь внезапно рассеянным, ее подвижное лицо. Прощаясь, я
сказал: «Молли, если я вам понадоблюсь, рассчитывайте на меня!..» — и, не дожидаясь ответа, быстро выскочил первый, почти не помня, как холодная рука Ганувера стиснула мою крепким пожатием.
Неточные совпадения
— // Зардевшись, словно
девушка, //
Сказал из сердца самого // Григорий — и ушел.
— Уйди, Дуняша, я позову тогда, —
сказала Кити. — Что с тобой? — спросила она, решительно говоря ему «ты», как только
девушка вышла. Она заметила его странное лицо, взволнованное и мрачное, и на нее нашел страх.
— Какая милая
девушка! —
сказала княгиня.
— Да, я теперь всё поняла, — продолжала Дарья Александровна. — Вы этого не можете понять; вам, мужчинам, свободным и выбирающим, всегда ясно, кого вы любите. Но
девушка в положении ожидания, с этим женским, девичьим стыдом,
девушка, которая видит вас, мужчин, издалека, принимает всё на слово, — у
девушки бывает и может быть такое чувство, что она не знает, что
сказать.
— Если хорошенько разобрать историю этой
девушки, то вы найдете, что эта
девушка бросила семью, или свою, или сестрину, где бы она могла иметь женское дело, — неожиданно вступая в разговор,
сказала с раздражительностью Дарья Александровна, вероятно догадываясь, какую
девушку имел в виду Степан Аркадьич.