Неточные совпадения
Не знаю, почему представление об остановке связалось у меня с нижней из них, но, решив
после того, как начала уже кружиться голова, что невозможно вертеться всю жизнь, — я со злобой прижал эту кнопку, думая: «будь что будет».
В эту минуту Дигэ положила руку на рукав Ганувера, с о р а з м е р я я д л и н у п а у з ы, л о в я, т а к с к а з а т ь, н у ж н о е, н е п р о п у с т и в д о л ж н о г о б и е н и я в р е м е н и,
после которого, как ни незаметно мала эта духовная мера, говорить будет у ж е поздно, но и на волос раньше не должно быть сказано.
Я насчитал около двенадцати оборотов, длиной каждый от пяти до семи шагов,
после чего должен был с болью закрыть глаза, — так сверкал этот великолепный трос, чистый, как утренний свет, с жаркими бесцветными точками по месту игры лучей.
Поп передал мне револьвер; спрятав его, я раздулся от гордости, как гриб
после дождя.
За скрывшей эту особу дверью послышалось падение стула или похожего на стул, звон, какой слышен при битье посуды, яростное «черт побери эти крючки», и,
после некоторого резкого громыхания, внезапно вошла очень стройная девушка, с встревоженным улыбающимся лицом, обильной прической и блистающими заботой, нетерпеливыми, ясными черными глазами, одетая в тонкое шелковое платье прекрасного сиреневого оттенка, туфли и бледно-зеленые чулки.
— Ответит этот господин, — сказал Варрен, указывая пальцем на Дюрока и растирая другой рукой подбородок,
после того, как вдруг наступившее молчание стало невыносимо.
После того все пошло как по маслу, меня быстро вытолкнули к обществу мужчин, от которого я временно отказался. Наступило глубокое, унизительное молчание. Я не смел поднять глаз и направился к двери, слегка путаясь в юбке; я так и ушел бы, но Эстамп окликнул меня...
— Известно ли тебе, — сказал он наконец,
после того как я решил, что он совсем задремал, — известно ли тебе, что эту траву едят собаки, когда заболеют бешенством?
Я почувствовал во рту папиросу, а перед носом увидел чашку и стал жадно пить черный кофе.
После четырех чашек винтообразный нарез вокруг комнаты перестал увлекать меня, в голове стало мутно и глупо.
Он сказал, что с одной стороны фасада растет очень высокий дуб, вершина которого поднимается выше третьего этажа. В третьем этаже, против дуба, расположены окна комнат, занимаемых Галуэем, слева и справа от него, в том же этаже, помещаются Томсон и Дигэ. Итак, мы уговорились с Попом, что я влезу на это дерево
после восьми, когда все разойдутся готовиться к торжеству, и употреблю в дело таланты, так блестяще примененные мной под окном Молли.
После этого Поп рассказал о появлении Дигэ в доме.
Действительно, Экус, организм которого был разрушен длительными видениями тонкостей гениального механизма, скончался очень скоро
после того, как разбогател, и я, сказав о том автомату, услышал такое замечание: «О н п р о д а л с в о ю ж и з н ь т а к ж е д е ш е в о, к а к с т о и т м о я!»
Все побледнели при этом вопросе, ожидая, может быть, потрясающего «да»,
после чего могло наступить смятение. Автомат качнул головой и скоро проговорил...
Но мной не считали нужным или интересным заниматься так, как вчера, и я скромно стал сзади. Возникли предположения идти осматривать оранжерею, где помещались редкие тропические бабочки, осмотреть также вновь привезенные картины старых мастеров и статую, раскопанную в Тибете, но
после «Ксаверия» не было ни у кого настоящей охоты ни к каким развлечениям. О нем начали говорить с таким увлечением, что спорам и восклицаниям не предвиделось конца.
После этого вознамерились все же отправиться смотреть тибетскую статую.
Открыв глаза, я повернулся и сладко заложил руки под щеку, намереваясь еще поспать. Меж тем сознание тоже просыпалось, и, в то время как тело молило о блаженстве покоя, я увидел в дремоте Молли, раскалывающую орехи. Вслед нагрянуло все; холодными струйками выбежал сон из членов моих, — и в оцепенении неожиданности, так как
после провала воспоминание явилось в потрясающем темпе, я вскочил, сел, встревожился и протер глаза.
Та музыкальная фраза, которая пленила меня среди лунных пространств, звучала теперь прямо в уши, и это было как в день славы,
после морской битвы у островов Ката-Гур, когда я, много лет спустя, выходил на раскаленную набережную Ахуан-Скапа, среди золотых труб и синих цветов.
Еще в дверях, повернув голову, он сказал что-то шедшему с ним Дюроку и немедленно
после того стал говорить с Дигэ, руку которой нес в сгибе локтя.
Мне, положительно, был необходим Поп, но я не смел еще бродить, где хочу, отыскивая его, и когда он, наконец, подошел, заметив меня случайно, мне как бы подали напиться
после соленого.
— Где Эстамп? — сказал Ганувер Дюроку. —
После обеда он вдруг исчез и не появлялся. А где Поп?
Вильям Вильямсон! На вашей вилле я выздоровел от тифа, и вы каждый день читали мне газеты, когда я
после кризиса не мог поднять ни головы, ни руки.
Лишь
после пяти лет, при встрече с Дюроком я узнал, отчего Дигэ, или Этель Мейер, не смогла в назначенный момент сдвинуть стены и почему это вышло так молниеносно у Ганувера.
Он закрыл ток на две минуты,
после чего Ганувер вторично отвел металлический завиток.
После того, как Орсуна утром на другой день
после тех событий увез меня из «Золотой цепи» в Сан-Риоль, я еще не бывал в Лиссе — жил полным пансионером, и за меня платила невидимая рука.
Но еще много раз
после того я видел во сне Молли и, кажется, был неравнодушен к ней очень долго, так как сердце мое начинало биться ускоренно, когда где-нибудь слышал я это имя.
— Ты много искал, сравнивал? У тебя большой опыт? — спросил Дюрок, хватая меня за ухо и усаживая. — Молчи. Учись, войдя в дом, хотя бы и
после пяти лет, сказать несколько незначительных фраз, ходящих вокруг и около з н а ч и т е л ь н о г о, а потому как бы значительных.