Мне пришлось собираться среди матросов, а потому мы взаимно мешали друг другу. В тесном кубрике среди раскрытых сундуков едва было где повернуться. Больт взял взаймы у Перлина, Чеккер — у Смита. Они считали деньги и брились наспех, пеня лицо куском мыла. Кто зашнуровывал ботинки, кто считал деньги. Больт поздравил меня с прибытием, и я, отозвав его, дал ему пять золотых на всех. Он сжал мою руку, подмигнул, обещал удивить товарищей громким заказом в гостинице и лишь после
того открыть, в чем секрет.
Неточные совпадения
Я
открыл карты без всякого интереса к игре, проиграл пяти трефам Стерса и отказался играть дальше. Галлюцинация — или
то, что это было, — выключило меня из настроения игры. Андерсон обратил внимание на мой вид, сказав...
Синкрайт запер каюту и провел меня за салон, где
открыл дверь помещения, окруженного по стенам рядами полок. Я определил на глаз количество
томов тысячи в три. Вдоль полок, поперек корешков книг, были укреплены сдвижные медные полосы, чтобы книги не выпадали во время качки. Кроме дубового стола с письменным прибором и складного стула, здесь были ящики, набитые журналами и брошюрами.
Из столовой донесся торжествующий женский крик; потом долго хохотал Синкрайт. По коридору промчался Гораций, бренча посудой. Затем я слышал, как его распекали. После
того неожиданно у моей двери раздались шаги, и подошедший стукнул. Я немедленно
открыл дверь.
— Это я — Гез. Не бойтесь
открыть. Я жалею о
том, что произошло.
Я знал, что битые часто проникаются уважением и — как это ни странно — иногда даже симпатией к
тем, кто их физически образумил. Судя по тону и смыслу настойчивых заявлений Геза, я решил, что сопротивляться будет напрасной жестокостью. Я
открыл дверь и, не выпуская револьвера, стал на пороге.
Когда между мной и шхуной оказалось расстояние, не затруднительное для разговора, мне не пришлось начать первому. Едва я
открыл рот, как с палубы закричали, чтобы я скорее подплывал. После
того, среди сочувственных восклицаний, на дно шлюпки упал брошенный матросом причал, и я продел его в носовое кольцо.
Ложась, я знал, что усну крепко, но встать хотел рано, и это желание — рано встать — бессознательно разбудило меня. Когда я
открыл глаза, память была пуста, как после обморока. Я не мог поймать ни одной мысли до
тех пор, пока не увидел выпяченную нижнюю губу спящего Кука. Тогда смутное прояснилось, и, мгновенно восстановив события, я взял со стула часы. На мое счастье, было всего половина десятого утра.
Среди разговоров, которые происходили тогда между Дэзи и мной и которые часто кончались под утро, потому что относительно одних и
тех же вещей
открывали мы как новые их стороны, так и новые точки зрения, — особенной любовью пользовалась у нас
тема о путешествии вдвоем по всем
тем местам, какие я посещал раньше.
— Да, да, ш-ш-ш… — только отвечала Кити, слегка покачиваясь и нежно прижимая как будто перетянутую в кисти ниточкой пухлую ручку, которою Митя всё слабо махал, то закрывая,
то открывая глазки.
Судьи облокачивались то на одну, то на другую ручку кресел, то на стол, то на спинку, то закрывали глаза,
то открывали их и перешептывались.
Неточные совпадения
Крестьяне покопалися, // Достали
ту коробочку, //
Открыли — и нашли //
Ту скатерть самобраную!
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну,
открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в
том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней
того, // Я и во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!
Цыфиркин. Да кое-как, ваше благородие! Малу толику арихметике маракую, так питаюсь в городе около приказных служителей у счетных дел. Не всякому
открыл Господь науку: так кто сам не смыслит, меня нанимает
то счетец поверить,
то итоги подвести.
Тем и питаюсь; праздно жить не люблю. На досуге ребят обучаю. Вот и у их благородия с парнем третий год над ломаными бьемся, да что-то плохо клеятся; ну, и
то правда, человек на человека не приходит.
— Прими руки! — кротко сказала она, — не осязанием, но мыслью ты должен прикасаться ко мне, чтобы выслушать
то, что я должна тебе
открыть!
Не один дипломат
открывал сим способом планы и замыслы неприятелей и через
то делал их непригодными; не один военачальник с помощью этой же методы выигрывал сражения или своевременно обращался в бегство.