В то же время стала явственно слышна музыка; дневной гул толпы, доносившийся с набережной, иногда заглушал ее, оставляя
один лишь стук барабана, а потом отпуская снова, и она отчетливо раздавалась по воде — то, что называется: «играет в ушах».
Неточные совпадения
— Играйте, — сказала Дэзи, упирая в стол белые локти с ямочками и положив меж ладоней лицо, — а я буду смотреть. — Так просидела она, затаив дыхание или разражаясь смехом при проигрыше
одного из нас, все время. Как прикованный, сидел Проктор, забывая о своей трубке;
лишь по его нервному дыханию можно было судить, что старая игрецкая жила ходит в нем подобно тугой лесе. Наконец он ушел, так как били его вахтенные часы.
Строгая чистота круга, полного
одних волн, подробно ясных вблизи; на отдалении они скрываются
одна за другой; на горизонте же
лишь едва трогают отчетливую линию неба, как если смотреть туда в неправильное стекло.
Мне не хотелось упоминать о Дэзи, но выхода не было. Я рассказал о ее шутке и о второй встрече с совершенно таким же, желтым, отделанным коричневой бахромой платьем, то есть с самой Биче. Я сказал еще, что
лишь благодаря такому настойчивому повторению
одного и того же костюма я подошел к ней с полной уверенностью.
Увидев меня, Синкрайт был так испуган, что попятился на толпу.
Одно мгновение весь его вид выражал страстную, мучительную тоску, желание бежать, скрыться — хотя в этой тесноте бежать смогла бы разве
лишь кошка.
Лишь один раз в его лице появилось неведомое живое усилие, какое бывает при внезапном воспоминании.
Мне пришлось ждать почти час. Непрестанно оглядываясь или выходя из экипажа на тротуар, я был занят
лишь одной навязчивой мыслью: «Ее еще нет». Ожидание утомило меня более, чем что-либо другое в этой мрачной истории. Наконец я увидел Биче. Она поспешно шла и, заметив меня, обрадованно кивнула. Я помог ей усесться и спросил, желает ли Биче ехать домой
одна.
— Мне было тяжело по другой причине, — ответил я, обращаясь к девушке, смотревшей на меня с раздумьем и интересом. — Потому, что я ненавидел положение, бросившее на вас свою терпкую тень. Что касается обстоятельств дела, то они хотя и просты по существу, но странны, как встреча после ряда лет, хотя это всего
лишь движение к
одной точке.
Я стоял, склонясь над ее плечом. В маленькой твердой руке карандаш двигался с такой правильностью и точностью, как в прорезах шаблона. Она словно
лишь обводила видимые ею
одной линии. Под этим чертежом Биче нарисовала контурные фигуры: мою, Бутлера, комиссара и Гардена. Все они были убедительны, как японский гротеск. Я выразил уверенность, что эти мастерство и легкость оставили более значительный след в ее жизни.
Действительно, в огромные окна гостиной проникали хоровые крики, музыка, весь праздничный гул собравшегося с новыми силами карнавала. Я немедленно согласился. Ботвель отправился распорядиться о выезде. Но я был
лишь одну минуту с Биче, так как вошли ее родственники, хозяева дома, — старичок и старушка, круглые, как два старательно одетых мяча, и я был представлен им девушкой, с облегчением убедясь, что они ничего не знают о моей истории.
Мне было тяжело говорить с ним, так как, не глядя на Биче, я видел
лишь ее
одну, и даже
одна потерянная минута была страданием; но Густав Бреннер имел право надоесть, раскланяться и уйти.
Она не всегда умела выразить, чтó хотела, поэтому
лишь соединила свои впечатления с моим вопросом
одной из улыбок, которая отчетливо говорила: «Притворство — грех.
— Я вас понимаю и одобряю вас вполне. Мой бедный брат, конечно, виноват: за то он и наказан. Он мне сам сказал, что поставил вас в невозможность иначе действовать. Я верю, что вам нельзя было избегнуть этого поединка, который… который до некоторой степени объясняется
одним лишь постоянным антагонизмом ваших взаимных воззрений. (Николай Петрович путался в своих словах.) Мой брат — человек прежнего закала, вспыльчивый и упрямый… Слава богу, что еще так кончилось. Я принял все нужные меры к избежанию огласки…
— Друг мой, если хочешь, никогда не была, — ответил он мне, тотчас же скривившись в ту первоначальную, тогдашнюю со мной манеру, столь мне памятную и которая так бесила меня: то есть, по-видимому, он само искреннее простодушие, а смотришь — все в нем
одна лишь глубочайшая насмешка, так что я иной раз никак не мог разобрать его лица, — никогда не была! Русская женщина — женщиной никогда не бывает.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну, может быть,
один какой-нибудь раз, да и то так уж,
лишь бы только. «А, — говорит себе, — дай уж посмотрю на нее!»
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив
один? Знай, что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему
одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы
одним чувством,
одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а
лишь есть чего бояться?
Ибо, ежели градоначальник, выйдя из своей квартиры, прямо начнет палить, то он достигнет
лишь того, что перепалит всех обывателей и, как древний Марий, останется на развалинах
один с письмоводителем.
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали: в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики за ними не последовали. И так как на лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены
лишь в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом в большом беспорядке, то издали казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы —
один шаг.
Одна пустая формальность, смысл которой был бы понятен
лишь для того, кто ее испытывает!