Он сунул трубку в карман,
поднял пилу, нахлобучил шапку и, не заботясь о товарищах, которые прощались с рыбаком, покинул площадку; минуту спустя толпа прохожих последовала за своим предводителем, который, успев догнать шерстобита, показался на тропинке крутого берега, высоко подымавшегося над избами рыбака.
Неточные совпадения
— Кормилец! — воскликнул Аким,
подымая на рыбака слезливые глаза свои. — Вестимо, теперь он махочка! Способу не имеет, а подрастет — ведь тебе же, тебе работник
будет!
Ваня между тем продолжал так же усердно трудиться. Он, казалось, весь отдался своей работе и, не
подымая головы, рубил справа и слева; изредка лишь останавливался он и как бы прислушивался к тому, что делалось на другой стороне кровли. Но Гришка работал так тихо, что его вовсе не
было слышно.
Во все продолжение предыдущего разговора он подобострастно следил за каждым движением Нефеда, — казалось, с какою-то даже ненасытною жадностию впивался в него глазами; как только Нефед обнаруживал желание сказать слово, или даже
поднять руку, или повернуть голову, у молодого парня
были уже уши на макушке; он заранее раскрывал рот, оскаливал зубы, быстро окидывал глазами присутствующих, как будто хотел сказать: «Слушайте, слушайте, что скажет Нефед!», и тотчас же разражался неистовым хохотом.
— Куды! Коротки
будут! — заметила старуха с такою живостью, что муж принужден
был шикнуть и
поднять руку.
— Стало
быть, не в охоту, оттого и не
ест! — отрывисто отвечал приемыш, не
подымая головы.
— Эвона? Да это тот самый мужик, которого я утром встрел! — воскликнул он, указывая Глебу на пьяного. — Ведь вот, подумаешь, Глеб Савиныч, зачем его сюда притащило. Я его знаю: он к нам молоть ездил; самый беднеющий мужик, сказывают, десятеро ребят! Пришел за десять верст да прямо в кабак,
выпил сразу два штофа, тут и лег… Подсоби-ка
поднять; хошь голову-то прислоним к завалинке, а то, пожалуй, в тесноте-то не увидят — раздавят… подсоби…
Уже час постукивала она вальком, когда услышала за спиною чьи-то приближающиеся шаги. Нимало не сомневаясь, что шаги эти принадлежали тетушке Анне, которая спешила, вероятно, сообщить о крайней необходимости дать как можно скорее груди ребенку (заботливость старушки в деле кормления кого бы то ни
было составляла, как известно, одно из самых главных свойств ее нрава), Дуня поспешила положить на камень белье и валек и
подняла голову. Перед ней стоял Захар.
Во все это время Захар не переставал возиться с бреднем; усердие его
было беспримерно: он не
поднял даже головы над работой!
— Вот, дядя, говорил ты мне в те поры, как звал тебя в дом к себе, говорил: «Ты передо мной что дуб стогодовалый!» — молвил ты, стало
быть, не в добрый час. Вот тебе и дуб стогодовалый! Всего разломило, руки не смогу
поднять… Ты десятью годами меня старее… никак больше… а переживешь этот дуб-ат!.. — проговорил Глеб с какою-то грустью и горечью, как будто упрекал в чем-нибудь дедушку Кондратия.
Пульхерия Александровна взглянула на Соню и слегка прищурилась. Несмотря на все свое замешательство перед настойчивым и вызывающим взглядом Роди, она никак не могла отказать себе в этом удовольствии. Дунечка серьезно, пристально уставилась прямо в лицо бедной девушки и с недоумением ее рассматривала. Соня, услышав рекомендацию,
подняла было глаза опять, но смутилась еще более прежнего.
Сумерки в лесу всегда наступают рано. На западе сквозь густую хвою еще виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу, на земле, уже ложились ночные тени. По мере того как разгорался костер, ярче освещались выступавшие из темноты кусты и стволы деревьев. Разбуженная в осыпях пищуха
подняла было пронзительный крик, но вдруг испугалась чего-то, проворно спряталась в норку и больше не показывалась.
Неточные совпадения
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то
поднял он, // Да в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что
будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
Закон
был, видимо, написан второпях, а потому отличался необыкновенною краткостью. На другой день, идя на базар, глуповцы
подняли с полу бумажки и прочитали следующее:
Но солдатики в трубы трубили, песни
пели, носками сапогов играли, пыль столбом на улицах
поднимали и всё проходили, всё проходили.
Но словам этим не поверили и решили: сечь аманатов до тех пор, пока не укажут, где слобода. Но странное дело! Чем больше секли, тем слабее становилась уверенность отыскать желанную слободу! Это
было до того неожиданно, что Бородавкин растерзал на себе мундир и,
подняв правую руку к небесам, погрозил пальцем и сказал:
В стогах не могло
быть по пятидесяти возов, и, чтоб уличить мужиков, Левин велел сейчас же вызвать возившие сено подводы,
поднять один стог и перевезти в сарай.