Кумов был рассеян и вообще
плохой работник, Самгин опасался, что письмоводитель, заметив демократическое отношение к нему патрона, будет работать еще хуже.
— А видишь ты, обоим хочется Ванюшку себе взять, когда у них свои-то мастерские будут, вот они друг перед другом и хают его: дескать,
плохой работник! Это они врут, хитрят. А еще боятся, что не пойдет к ним Ванюшка, останется с дедом, а дед — своенравный, он и третью мастерскую с Иванкой завести может, — дядьям-то это невыгодно будет, понял?
Какой-нибудь последний оборвыш, который и сам-то был самым
плохим работником и не смел пикнуть перед другими каторжниками, побойчее его и потолковее, и тот считал вправе крикнуть на меня и прогнать меня, если я становился подле него, под тем предлогом, что я ему мешаю. Наконец, один из бойких прямо и грубо сказал мне: «Куда лезете, ступайте прочь! Что соваться куда не спрашивают».
Здесь с лишком два месяца изучал он английскую систему постройки судов и впоследствии говорил: «Навсегда бы остался я только плотником (у Перри — Bungler,
плохой работник, пачкун), если бы не поучился у англичан» (Устрялов, том III, стр. 108).
Неточные совпадения
— Нет, у кого хочешь спроси, — решительно отвечал Константин Левин, — грамотный, как
работник, гораздо
хуже. И дорог починить нельзя; а мосты как поставят, так и украдут.
— Видел я все заведения твоего отца, — начал опять Базаров. — Скот
плохой, и лошади разбитые. Строения тоже подгуляли, и
работники смотрят отъявленными ленивцами; а управляющий либо дурак, либо плут, я еще не разобрал хорошенько.
— Ничем я этак не занят…
работник я
плохой. Грамоте, однако, разумею.
— Живу, как Господь велит, — промолвил он наконец, — а чтобы, то есть, промышлять — нет, ничем не промышляю. Неразумен я больно, с мальства; работаю пока мочно, работник-то я
плохой… где мне! Здоровья нет, и руки глупы. Ну, весной соловьев ловлю.
Вечером я был в небольшом, грязном и
плохом театре, но я и оттуда возвратился взволнованным не актерами, а публикой, состоявшей большей частью из
работников и молодых людей; в антрактах все говорили громко и свободно, все надевали шляпы (чрезвычайно важная вещь, — столько же, сколько право бороду не брить и пр.).