Неточные совпадения
— Знаю, матушка, все знаю… Ах, ты, касатушка ты наша!..
Родная ты наша! Как нам за тебя бога молить?.. Ах!.. Что ты, Гришутка? Что на рукаве-то виснешь… Вишь его, озорник!
Оставь, говорят! — заключил Аким, поворачиваясь неожиданно к парнишке.
— Какой бы он там чужак ни был — все одно: нам обделять его не след; я его не обижу! — продолжал Глеб. — Одно то, что сирота: ни отца, ни матери нету. И чужие люди, со стороны, так сирот уважают, а нам и подавно не приходится
оставлять его. Снарядить надо как следует; христианским делом рассуждать надо, по совести, как следует! За что нам обижать его? Жил он у нас как
родной, как
родного и отпустим; все одно как своего бы отпустили, так, примерно, и его отпустим…
Исполни последнюю мою родительскую волю: не
оставляй старуху, береги ее, все одно что мать
родную…
— Полно печалиться, — продолжал Глеб, — немолода ты: скоро свидимся!.. Смотри же, поминай меня… не красна была твоя жизнь… Ну, что делать!.. А ты все добром помяни меня!.. Смотри же, Гриша, береги ее: недолго ей пожить с вами… не красна ее была жизнь! Береги ее. И ты, сноха, не
оставляй старуху, почитай ее, как мать
родную… И тебя под старость не
оставят дети твои… Дядя!..
Семь часов вечера. Чудинов лежит в постели; лицо у него в поту; в теле чувствуется то озноб, то жар; у изголовья его сидит Анна Ивановна и вяжет чулок. В полузабытьи ему представляется то светлый дух с светочем в руках, то злобная парка с смердящим факелом. Это — «ученье», ради которого он
оставил родной кров.
Но в ту минуту, когда я пришел к этому заключению, должно быть, я вновь, — перевернулся на другой бок, потому что сонная моя фантазия вдруг
оставила родные сени и перенесла меня, по малой мере, верст за пятьсот от деревни Проплеванной.
— Да ведь слышно, матушка, что вас по своим местам разошлют, на родину, значит. Какие ни на есть сродники ведь тоже у каждой найдутся, они не
оставят родных, — сказал высокий, седой, сановитый ивановский фабрикант Старожилов.
Неточные совпадения
Левин прочел написанное странным,
родным ему почерком: «Прошу покорно
оставить меня в покое. Это одно, чего я требую от своих любезных братцев. Николай Левин».
— А то самое я тогда разумел и для того я тогда это произносил, что вы, знамши наперед про это убивство
родного родителя вашего, в жертву его тогда
оставили, и чтобы не заключили после сего люди чего дурного об ваших чувствах, а может, и об чем ином прочем, — вот что тогда обещался я начальству не объявлять.
Вот как стукнуло мне шестнадцать лет, матушка моя, нимало не медля, взяла да прогнала моего французского гувернера, немца Филиповича из нежинских греков; свезла меня в Москву, записала в университет, да и отдала всемогущему свою душу,
оставив меня на руки
родному дяде моему, стряпчему Колтуну-Бабуре, птице, не одному Щигровскому уезду известной.
— Да, ваша мать не была его сообщницею и теперь очень раздражена против него. Но я хорошо знаю таких людей, как ваша мать. У них никакие чувства не удержатся долго против денежных расчетов; она скоро опять примется ловить жениха, и чем это может кончиться, бог знает; во всяком случае, вам будет очень тяжело. На первое время она
оставит вас в покое; но я вам говорю, что это будет не надолго. Что вам теперь делать? Есть у вас
родные в Петербурге?
Теперь, совсем напротив, сирота вовсе не бедная невеста, княгиня собирается ее выдать, как
родную дочь, дает одними деньгами сто тысяч рублей и
оставляет, сверх того, какое-то наследство.