Неточные совпадения
По мере приближения к жилищу рыбака мальчик заметно обнаруживал менее прыткости; устремив, несколько исподлобья, черные любопытные
глаза на кровлю избы и недоверчиво перенося их время от времени на Акима, он следовал, однако ж,
за последним и даже старался подойти к нему ближе. Наконец они перешли ручей и выровнялись
за огородом. Заслышав голоса, раздавшиеся на лицевой стороне избы, мальчик подбежал неожиданно к старику и крепко ухватил его
за полу сермяги.
Глеб Савиныч проводил его
глазами; наконец, когда дядя Аким исчез
за воротами, рыбак сделал безнадежный жест рукой и сказал, выразительно тряхнув головой...
Во время этого объяснения лукавые
глаза Гришки быстро перебегали от отца к тетке Анне; с последними словами старушки испуг изобразился в каждой черте плутовского лица; он ухватил дядю Акима
за рукав и принялся дергать его изо всей мочи.
— Хорошее баловство, нечего сказать! — возразил Глеб, оглядывая сынишку далеко, однако ж, не строгими
глазами. — Вишь, рубаху-то как отделал! Мать не нашьется, не настирается, а вам, пострелам, и нуждушки нет. И весь-то ты покуда одной заплаты не стоишь… Ну, на этот раз сошло, а побалуй так-то еще у меня, и ты и Гришка, обоим не миновать дубовой каши, да и пирогов с березовым маслом отведаете… Смотри, помни… Вишь, вечор впервые только встретились, а сегодня
за потасовку!
Ваня, прижавшись
за плетнем, дрожа от страха и едва сдерживая слезы, не отрывал
глаз от тропинки.
Проводив их
глазами, старик снова уселся
за свои верши.
— Ну да, видно,
за родным… Я не о том речь повел: недаром, говорю, он так-то приглядывает
за мной — как только пошел куда, так во все
глаза на меня и смотрит, не иду ли к вам на озеро. Когда надобность до дедушки Кондратия, посылает кажинный раз Ванюшку… Сдается мне, делает он это неспроста. Думается мне: не на тебя ли старый позарился… Знамо, не
за себя хлопочет…
— И то не они! — воскликнул неожиданно Гришка, пристально следя
глазами за путешественниками, которые продвигались вперед, описывая круги по льду.
На берегу между тем воцарилось глубокое молчание: говорили одни только
глаза, с жадным любопытством следившие
за каждым движением смельчаков, которые с минуты на минуту должны были обломиться, юркнуть на дно реки и «отведать водицы», как говорил Глеб.
Во все продолжение предыдущего разговора он подобострастно следил
за каждым движением Нефеда, — казалось, с какою-то даже ненасытною жадностию впивался в него
глазами; как только Нефед обнаруживал желание сказать слово, или даже поднять руку, или повернуть голову, у молодого парня были уже уши на макушке; он заранее раскрывал рот, оскаливал зубы, быстро окидывал
глазами присутствующих, как будто хотел сказать: «Слушайте, слушайте, что скажет Нефед!», и тотчас же разражался неистовым хохотом.
Но в нем уже не принимал участия Нефед: сначала он прислонился спиною к лодке и, не выпуская изо рта трубки, стал как словно слушать; мало-помалу, однако ж,
глаза его закрылись, губы отвисли, голова покачнулась на сторону и увлекла
за собою туловище, которое, свешиваясь постепенно набок, грохнулось наконец на землю.
Он не обнаружил, однако ж, никакой торопливости: медленно привстал с лавки и пошел
за порог с тем видом, с каким шел обыкновенно на работу; и только когда собственными
глазами уверился Глеб, что то были точно сыновья его, шаг его ускорился и брови расправились.
В ответ на замечание Гришки о вершах Глеб утвердительно кивнул головою. Гришка одним прыжком очутился в челноке и нетерпеливо принялся отвязывать веревку, крепившую его к большой лодке; тогда Глеб остановил его. С некоторых пор старый рыбак все строже и строже наблюдал, чтобы посещения приемыша на луговой берег совершались как можно реже. Он следил
за ним во все зоркие
глаза свои, когда дело касалось переправы в ту сторону, где лежало озеро дедушки Кондратия.
— Никак, сыч? — произнес Гришка, быстро окинув
глазами Ваню; но мрак покрывал лицо Вани, и Гришка не мог различить черты его. — Вот что, — примолвил вдруг приемыш, — высади-ка меня на берег: тут под кустами, недалече от омута, привязаны три верши. Ты ступай дальше: погляди там
за омутом, об утро туда кинули пяток. Я тебя здесь подожду.
Слишком знакомый голос прозвучал в ушах Вани, и вслед
за тем что-то белое быстро промелькнуло перед его
глазами.
В эту самую минуту
за спиною Глеба кто-то засмеялся. Старый рыбак оглянулся и увидел Гришку, который стоял подле навесов, скалил зубы и глядел на Ваню такими
глазами, как будто подтрунивал над ним. Глеб не сказал, однако ж, ни слова приемышу — ограничился тем только, что оглянул его с насмешливым видом, после чего снова обратился к сыну.
Глеб не терпел возражений. Уж когда что сказал, слово его как свая, крепко засевшая в землю, — ни
за что не спихнешь! От молодого девятнадцатилетнего парня, да еще от сына, который в
глазах его был ни больше ни меньше как молокосос, он и подавно не вынес бы супротивности. Впрочем, и сын был послушен — не захотел бы сердить отца. Ваня тотчас же повиновался и поспешил в избу.
Но тут он остановился; голос его как словно оборвался на последнем слове, и только сверкающие
глаза, все еще устремленные на дверь, силились, казалось, досказать то, чего не решался выговорить язык. Он опустил сжатые кулаки, отступил шаг назад, быстрым взглядом окинул двор, снова остановил
глаза на двери крыльца и вдруг вышел
за ворота, как будто воздух тесного двора мешал ему дышать свободно.
Дедушка Кондратий бережно разнимает тогда руки старушки, которая почти без памяти, без языка висит на шее сына; тетка Анна выплакала вместе с последними слезами последние свои силы. Ваня передает ее из рук на руки Кондратию, торопливо перекидывает
за спину узелок с пожитками, крестится и, не подымая заплаканных
глаз, спешит
за отцом, который уже успел обогнуть избы.
Очутившись в нескольких шагах от отца, он не выдержал и опять-таки обернулся назад; но на этот раз
глаза молодого парня не встретили уже знакомых мест: все исчезло
за горою, темный хребет которой упирался в тусклое, серое без просвета небо…
Старушка вышла
за ворота, отыскала
глазами Гришку, который приколачивал что-то подле лодок, и пошла к нему.
К сожалению, во все продолжение утра не довелось ему перемолвить с ним слова. Глеб тотчас же усадил нового батрака
за дело. Нетерпеливый, заботливый старик, желая убедиться скорее в степени силы и способностей Захара, заставил его, по обыкновению своему, переделать кучу самых разнообразных работ и во все время не спускал с него зорких, проницательных
глаз.
— И где мне было усмотреть, старику, — продолжал дедушка, останавливаясь время от времени и проводя дрожащею ладонью по
глазам, — где было усмотреть
за ними!
Глаза его между тем любопытно следили
за каждым движением молоденькой, хорошенькой бабенки; они поочередно перебегали от полуобнаженной груди, которую позволяло различать сбоку наклоненное положение женщины, к полным белым рукам, открытым выше локтя, и обнаженным ногам, стоявшим в ручье и подрумяненным брызгами холодной воды.
Захар приостановился, поглядел ей вслед и знаменательно подмигнул
глазом; во все время, как подымался он
за нею по площадке, губы его сохраняли насмешливую улыбку — улыбку самонадеянного человека, претерпевшего легкую неудачу. Ястребиные
глаза его сильнейшим образом противоречили, однако ж, выражению губ: они не отрывались от молодой женщины и с жадным любопытством следили
за нею.
Требовалось ли нести белье на ручей и отдать кому-нибудь на руки ребенка, Захар являлся тотчас же к услугам; он не спускал с нее ястребиных
глаз, старался всячески угодить ей и следовал
за ней повсюду.
Глеб, у которого раскипелось уже сердце, хотел было последовать
за ним, но в самую эту минуту
глаза его встретились с
глазами племянника смедовского мельника — того самого, что пристал к нему на комаревской ярмарке. Это обстоятельство нимало не остановило бы старика, если б не заметил он, что племянник мельника мигал ему изо всей мочи, указывая на выходную дверь кабака. Глеб кивнул головою и тотчас же вышел на улицу. Через минуту явился
за ним мельников племянник.
Каким образом, стоя спиною к Оке, мог увидеть Захар, что Глеб переехал реку и как затем исчез в кустах — неизвестно; но только он мгновенно тряхнул головою, плюнул сажени на три и развалился на песке.
Глаза его следили с каким-то нетерпеливым лукавством
за Гришкой, который возвращался назад.
На этот раз, однако ж, Захар, движимый, вероятно, какими-нибудь особенными соображениями, не удержал Гришку. Он ограничился тем лишь, что следил
за товарищем
глазами во все время, как тот подымался по площадке. Как только Гришка скрылся в воротах, Захар проворно вскочил с места и побежал к избам, но не вошел на двор, а притаился
за воротами.
Зная Глеба, трудно предположить, чтобы он добровольно закрыл
глаза на проделки своего питомца; кумовство Гришки с Захаром и последствия этого кумовства возбуждали, напротив того, сильнейшим образом подозрения старика; он смотрел
за ним во все
глаза.
Глаза старика находили его всегда
за работой; в продолжение целого дня молодой парень не давал хозяину своему повода быть недовольным.
«Отчаливай!» — сурово крикнул он Гришке, который, сидя на носу с веслами, не переставал следить лукавыми
глазами своими
за движениями старика.
Наконец он встал из-за стола, вышел из избы, выслал зачем-то батрака Герасима, который спал на полу подле самовара, приложил
глаза к скважине перегородки и крикнул приемыша.
Слезы высохли на
глазах ее, и только мокрые следы на впалых, сморщенных щеках показывали, что она
за секунду перед тем разливалась-плакала.
Изредка посреди страшного смешения крутившихся туч появлялись как словно бледно-молочные пятна; изредка хребты туч, разорванные ветром, пропускали край серебрившегося облака, и вслед
за тем в неизмеримой глубине воздушных пропастей показывался месяц, глядевший испуганными какими-то
глазами.
Ока освещалась уже косыми лучами солнца, когда дедушка Кондратий достигнул тропинки, которая, изгибаясь по скату берегового углубления, вела к огородам и избам покойного Глеба. С этой минуты
глаза его ни разу не отрывались от кровли избушек. До слуха его не доходило ни одного звука, как будто там не было живого существа. Старик не замедлил спуститься к огороду, перешел ручей и обогнул угол,
за которым когда-то дядя Аким увидел тетку Анну, бросавшую на воздух печеные из хлеба жаворонки.
Дуня вырвалась из объятий отца, отерла слезы и устремила
глаза в ту сторону; дыханье сперлось в груди ее, когда увидела она в приближающемся челноке одного Василия. Она не посмела, однако ж, последовать
за Петром, который пошел навстречу брату. Старик и Анна остались подле нее, хотя
глаза их следили с заметным беспокойством
за челноком.
— Дуня, дитятко, полно! Не гневи господа; его святая воля! — говорил старик, поддерживая ее. — Тебе создатель милосердый оставил дитятко, береги себя в подпору ему… Вот и я, я стану оберегать тебя… Дунюшка, дитятко мое!.. Пока
глаза мои смотрят, пока руки владеют, не покину тебя, стану беречь тебя и ходить
за тобою, стану просить господа… Он нас не оставит… Полно!..
— Спасибо тебе
за ласковое, доброе твое слово. Пошли тебе создатель благословение в детках твоих! — промолвил дедушка Кондратий, подымая
глаза на Василия, но тотчас же переводя их на дочь, которая сидела, прислонясь локтями в борт челнока, и, склонив лицо к воде, старалась подавить рыдания.