Окромя тебя и Вани, нет у меня… окромя вас, нет
других детей! — заключил Глеб, причем на лице его изобразилась вдруг тоска.
— Полно, Глеб Савиныч, — сказал он, — полно, слободи ты свою душу… Христос велел прощать лютым врагам своим… Уйми свое сердце!.. Вспомяни и
других детей своих… Вспомяни и благослови Петра и Василия.
Неточные совпадения
— Ах ты, безмятежный, пострел ты этакой! — тянул он жалобным своим голосом. — Совести в тебе нет, разбойник!.. Вишь, как избаловался, и страху нет никакого!.. Эк его носит куда! — продолжал он, приостанавливаясь и следя даже с каким-то любопытством за
ребенком, который бойко перепрыгивал с одного бугра на
другой. — Вона! Вона! Вона!.. О-х, шустер! Куда шустер! Того и смотри, провалится еще, окаянный, в яму — и не вытащишь… Я тебя! О-о, погоди, погоди, постой, придем на место, я тебя! Все тогда припомню!
Тонкая бечевка, привязанная одним концом к шесту,
другим концом к правой руке жены Петра, позволяла ей укачивать
ребенка, не прерывая работы (простой этот механизм придумал Глеб Савинов, строго наблюдавший, чтоб в доме его никто не бил попусту баклуши).
Глеб знал, что мать и
дети ничего не таят
друг от дружки: выпытывая мнение жены — мнение, до которого ему не было никакой нужды, он думал найти в нем прямой отголосок мыслей Петра; но, не успев в этом, он тотчас же перешел к
другому предмету.
После первого взрыва отношения Глеба к Акиму и его мальчику ни на волос не изменились; мужики что
дети: страх, ненависть, примирение, дружба — все это переходит необыкновенно быстро и непосредственно следует одно за
другим.
Но
другого рода картина предстала глазам дедушки Кондратия; он остановился как вкопанный; в глазах его как словно помутилось. Он слышал только рыдания дочери, которая сидела на завалинке и ломала себе руки, слышал жалобный плач
ребенка, который лежал на коленях матери, слышал охи и увещевательные слова Анны, сидевшей тут же.
Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, —
другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже.
Иногда Клим испытывал желание возразить девочке, поспорить с нею, но не решался на это, боясь, что Лида рассердится. Находя ее самой интересной из всех знакомых девочек, он гордился тем, что Лидия относится к нему лучше, чем
другие дети. И когда Лида вдруг капризно изменяла ему, приглашая в тарантас Любовь Сомову, Клим чувствовал себя обиженным, покинутым и ревновал до злых слез.
Вид отца недостойного, особенно сравнительно с отцами другими, достойными, у
других детей, его сверстников, невольно подсказывает юноше вопросы мучительные.
У них было трое детей, два года перед тем умер девятилетний мальчик, необыкновенно даровитый; через несколько месяцев умер
другой ребенок от скарлатины; мать бросилась в деревню спасать последнее дитя переменой воздуха и через несколько дней воротилась; с ней в карете был гробик.
Неточные совпадения
В одной прислуга, музыка, // В
другой — кормилка дюжая // С
ребенком, няня старая // И приживалка тихая, // А в третьей — господа:
Г-жа Простакова (Тришке). А ты, скот, подойди поближе. Не говорила ль я тебе, воровская харя, чтоб ты кафтан пустил шире.
Дитя, первое, растет;
другое,
дитя и без узкого кафтана деликатного сложения. Скажи, болван, чем ты оправдаешься?
Стародум.
Детям? Оставлять богатство
детям? В голове нет. Умны будут — без него обойдутся; а глупому сыну не в помощь богатство. Видал я молодцов в золотых кафтанах, да с свинцовой головою. Нет, мой
друг! Наличные деньги — не наличные достоинства. Золотой болван — все болван.
Он рассортировывал жителей по росту и телосложению; он разводил мужей с законными женами и соединял с чужими; он раскассировывал
детей по семьям, соображаясь с положением каждого семейства; он назначал взводных, ротных и
других командиров, избирал шпионов и т. д.
Кухарки людской не было; из девяти коров оказались, по словам скотницы, одни тельные,
другие первым теленком, третьи стары, четвертые тугосиси; ни масла, ни молока даже
детям не доставало.