В сущности, Василий Иванович был добрый барин, но не терпел и строго взыскивал за обман. Бывало, сойдет с крыльца и станет у притолоки, возле деревянного солдата. На барском дворе у крыльца стоял деревянный раскрашенный солдат с громадными усищами и выпученными глазами. Станет Василий Иванович возле солдата и смотрит, что
делается во дворе. Глядит, идет какой дворовой, выпросил у ключника гуся или индейку.
Неточные совпадения
«Разве она и теперь не самая свободная страна в мире, разве ее язык — не лучший язык, ее литература — не лучшая литература, разве ее силлабический стих не звучнее греческого гексаметра?» К тому же ее всемирный гений усвоивает себе и мысль, и творение всех времен и стран: «Шекспир и Кант, Гете и Гегель — разве не
сделались своими
во Франции?» И еще больше: Прудон забыл, что она их исправила и одела, как помещики одевают мужиков, когда их берут
во двор.
В квартире номер сорок пять
во дворе жил хранитель дома с незапамятных времен. Это был квартальный Карасев, из бывших городовых, любимец генерал-губернатора князя В. А. Долгорукова, при котором он состоял неотлучным не то вестовым, не то исполнителем разных личных поручений. Полиция боялась Карасева больше, чем самого князя, и потому в дом Олсуфьева, что бы там ни
делалось, не совала своего носа.
И вот в связи с этим мне вспоминается очень определенное и яркое настроение. Я стою на
дворе без дела и без цели. В руках у меня ничего нет. Я без шапки. Стоять на солнце несколько неприятно… Но я совершенно поглощен мыслью. Я думаю, что когда стану большим,
сделаюсь ученым или доктором, побываю в столицах, то все же никогда, никогда не перестану верить в то,
во что так хорошо верит мой отец, моя мать и я сам.
Итак, мы лишились нашего начальника. Уже за несколько дней перед тем я начинал ощущать жалость
во всем теле, а в ночь, накануне самого происшествия, даже жена моя — и та беспокойно металась на постели и все говорила: «Друг мой! я чувствую, что с его превосходительством что-нибудь неприятное
сделается!» Дети тоже находились в жару и плакали; даже собаки на
дворе выли.
Один из этой группы юристов, Шацкий, открыл типографию
во флигеле
во дворе Пушкинского театра, где много лет печатался журнал «Будильник». Иогихес
сделался юрисконсультом Малкиеля, который
во время русско-турецкой войны был поставщиком обуви на Задунайскую армию, нажил миллионы и «зашуровал» на всю Москву. Он и купил сразу два дома-дворца на Тверской.