— Послушай, Варюха, а Варюха… слушай, чт́о я тебе скажу, — твердил мужик, силясь приподнять ее, — не убивайся так-то, наше дело еще не пропащее, вот ономнясь встретился мне Федотов из Выселок, сказывал… сулил, что, коли, мол, хошь, Антон, я тебя возьму в работники…
пять десятков в год, вишь, дает… не убивайся, пойду в работники, отпрошусь на оброк…
— Погодите, старички почтенные, — всему мера есть. Нагрешу вдоволь — покаюсь и я! А теперь — рано ещё. Батюшкой меня не корите, — он
пять десятков лет грешил, а каялся — всего восемь!.. На мне грех — как на птенце пух, а вот вырастет греха, как на вороне пера, тогда, значит, молодцу пришла каяться пора…
Абдул-Ага(показывая хожалому кипу бумаг). Ты, барина, не мешай мне. На, нюхай!.. У меня тут
пять десятка тысяч! С этими, чай, можно и без билета ходить! (Входит и, садясь в переднем ряду, обращается к мулле, показывая ему на место около себя.) Садись, Агей Оглыч!
Неточные совпадения
Удержалось у него тысячонок
десяток, запрятанных про черный день, да дюжины две голландских рубашек, да небольшая бричка, в какой ездят холостяки, да два крепостных человека, кучер Селифан и лакей Петрушка, да таможенные чиновники, движимые сердечною добротою, оставили ему
пять или шесть кусков мыла для сбережения свежести щек — вот и все.
И подлинно, прошли шагов
десятков пять, // Собаки начали помалу затихать, // И стало, наконец, совсем их не слыхать.
— Н-да. Я, как слушал его, думал: «Тебе, шельме, два
десятка лет и то — много, а мне сорок
пять!»
Клим смотрел на каменные дома, построенные Варавкой за двадцать
пять лет, таких домов было
десятка три, в старом, деревянном городе они выступали резко, как заплаты на изношенном кафтане, и казалось, что они только уродуют своеобразно красивый городок, обиталище чистенького и влюбленного в прошлое историка Козлова.
И если вспомнить, что все это совершается на маленькой планете, затерянной в безграничии вселенной, среди тысяч грандиозных созвездий, среди миллионов планет, в сравнении с которыми земля, быть может, единственная пылинка, где родился и живет человек, существо, которому отведено только пять-шесть
десятков лет жизни…