Неточные совпадения
С момента, когда он велел Гавриле грести тише, Гаврилу снова охватило острое выжидательное напряжение. Он весь подался вперед, во тьму, и ему казалось, что он растет, — кости и
жилы вытягивались в нем
с тупой
болью, голова, заполненная одной мыслью,
болела, кожа на спине вздрагивала, а в ноги вонзались маленькие, острые и холодные иглы. Глаза ломило от напряженного рассматриванья тьмы, из которой — он ждал — вот-вот встанет нечто и гаркнет на них: «Стой, воры!..»
Неточные совпадения
Он был сыном уфимского скотопромышленника, учился в гимназии, при переходе в седьмой класс был арестован, сидел несколько месяцев в тюрьме, отец его в это время помер, Кумов
прожил некоторое время в Уфе под надзором полиции, затем, вытесненный из дома мачехой, пошел бродить по России, побывал на Урале, на Кавказе,
жил у духоборов, хотел переселиться
с ними в Канаду, но на острове Крите
заболел, и его возвратили в Одессу.
С юга пешком добрался до Москвы и здесь осел, решив:
Наблюдая за человеком в соседней комнате, Самгин понимал, что человек этот испытывает
боль, и мысленно сближался
с ним.
Боль — это слабость, и, если сейчас, в минуту слабости, подойти к человеку, может быть, он обнаружит
с предельной ясностью ту силу, которая заставляет его
жить волчьей жизнью бродяги. Невозможно, нелепо допустить, чтоб эта сила почерпалась им из книг, от разума. Да, вот пойти к нему и откровенно, без многоточий поговорить
с ним о нем, о себе. О Сомовой. Он кажется влюбленным в нее.
Первыми китайцами, появившимися в уссурийской тайге, были искатели женьшеня. Вместе
с ними пришел сюда и он, Кинь Чжу. На Тадушу он
заболел и остался у удэгейцев (тазов), потом женился на женщине их племени и
прожил с тазами до глубокой старости.
Я рассказал ему всю историю
с Смитом, извиняясь, что смитовское дело меня задержало, что, кроме того, я чуть не
заболел и что за всеми этими хлопотами к ним, на Васильевский (они
жили тогда на Васильевском), было далеко идти. Я чуть было не проговорился, что все-таки нашел случай быть у Наташи и в это время, но вовремя замолчал.
Эти мысли казались ей чужими, точно их кто-то извне насильно втыкал в нее. Они ее жгли, ожоги их больно кололи мозг, хлестали по сердцу, как огненные нити. И, возбуждая
боль, обижали женщину, отгоняя ее прочь от самой себя, от Павла и всего, что уже срослось
с ее сердцем. Она чувствовала, что ее настойчиво сжимает враждебная сила, давит ей на плечи и грудь, унижает ее, погружая в мертвый страх; на висках у нее сильно забились
жилы, и корням волос стало тепло.