…Впереди лодки, далеко на горизонте, из черной
воды моря поднялся огромный огненно-голубой меч, поднялся, рассек тьму ночи, скользнул своим острием по тучам в небе и лег на грудь моря широкой, голубой полосой.
Неточные совпадения
Потемневшее от пыли голубое южное небо — мутно; жаркое солнце смотрит в зеленоватое
море, точно сквозь тонкую серую вуаль. Оно почти не отражается в
воде, рассекаемой ударами весел, пароходных винтов, острыми килями турецких фелюг и других судов, бороздящих по всем направлениям тесную гавань. Закованные в гранит волны
моря подавлены громадными тяжестями, скользящими по их хребтам, бьются о борта судов, о берега, бьются и ропщут, вспененные, загрязненные разным хламом.
Вдруг она вырвалась из их толпы, и
море — бесконечное, могучее — развернулось перед ними, уходя в синюю даль, где из
вод его вздымались в небо горы облаков — лилово-сизых, с желтыми пуховыми каймами по краям, зеленоватых, цвета морской
воды, и тех скучных, свинцовых туч, что бросают от себя такие тоскливые, тяжелые тени.
Он, вор, любил
море. Его кипучая нервная натура, жадная на впечатления, никогда не пресыщалась созерцанием этой темной широты, бескрайной, свободной и мощной. И ему было обидно слышать такой ответ на вопрос о красоте того, что он любил. Сидя на корме, он резал рулем
воду и смотрел вперед спокойно, полный желания ехать долго и далеко по этой бархатной глади.
На
море в нем всегда поднималось широкое, теплое чувство, — охватывая всю его душу, оно немного очищало ее от житейской скверны. Он ценил это и любил видеть себя лучшим тут, среди
воды и воздуха, где думы о жизни и сама жизнь всегда теряют — первые — остроту, вторая — цену. По ночам над
морем плавно носится мягкий шум его сонного дыхания, этот необъятный звук вливает в душу человека спокойствие и, ласково укрощая ее злые порывы, родит в ней могучие мечты…
Лодка теперь кралась по
воде почти совершенно беззвучно. Только с весел капали голубые капли, и когда они падали в
море, на месте их падения вспыхивало ненадолго тоже голубое пятнышко. Ночь становилась все темнее и молчаливей. Теперь небо уже не походило на взволнованное
море — тучи расплылись по нем и покрыли его ровным тяжелым пологом, низко опустившимся над
водой и неподвижным. А
море стало еще спокойней, черней, сильнее пахло теплым, соленым запахом и уж не казалось таким широким, как раньше.
Слева и справа от лодки из черной
воды поднялись какие-то здания — баржи, неподвижные, мрачные и тоже черные. На одной из них двигался огонь, кто-то ходил с фонарем.
Море, гладя их бока, звучало просительно и глухо, а они отвечали ему эхом, гулким и холодным, точно спорили, не желая уступить ему в чем-то.
Казалось, они долго были на дне
моря, увлеченные туда могучей силой бури, и вот теперь поднялись оттуда по велению огненного меча, рожденного
морем, — поднялись, чтобы посмотреть на небо и на все, что поверх
воды…
Они сплетали целую сеть из ниток
воды — сеть, сразу закрывшую собой даль степи и даль
моря.
Море выло, швыряло большие, тяжелые волны на прибрежный песок, разбивая их в брызги и пену. Дождь ретиво сек
воду и землю… ветер ревел… Все кругом наполнялось воем, ревом, гулом… За дождем не видно было ни
моря, ни неба.
Неточные совпадения
Едва увидел он массу
воды, как в голове его уже утвердилась мысль, что у него будет свое собственное
море.
Но эти неприятные известия потонули в том
море добродушия и веселости, которые всегда были в нем и особенно усилились Карлсбадскими
водами.
— Видишь, я прав, — сказал опять слепой, ударив в ладоши, — Янко не боится ни
моря, ни ветров, ни тумана, ни береговых сторожей; прислушайся-ка: это не
вода плещет, меня не обманешь, — это его длинные весла.
Но уж дробит каменья молот, // И скоро звонкой мостовой // Покроется спасенный город, // Как будто кованой броней. // Однако в сей Одессе влажной // Еще есть недостаток важный; // Чего б вы думали? —
воды. // Потребны тяжкие труды… // Что ж? это небольшое горе, // Особенно, когда вино // Без пошлины привезено. // Но солнце южное, но
море… // Чего ж вам более, друзья? // Благословенные края!
Какие б чувства ни таились // Тогда во мне — теперь их нет: // Они прошли иль изменились… // Мир вам, тревоги прошлых лет! // В ту пору мне казались нужны // Пустыни, волн края жемчужны, // И
моря шум, и груды скал, // И гордой девы идеал, // И безыменные страданья… // Другие дни, другие сны; // Смирились вы, моей весны // Высокопарные мечтанья, // И в поэтический бокал //
Воды я много подмешал.