Мне грустно, чувство одиночества и отчужденности от этих людей скипается в груди тяжким комом. В
грязные окна бьется вьюга — холодно на улице! Я уже видал таких людей, как эти, и немного понимаю их, — знаю я, что почти каждый переживает мучительный и неизбежный перелом души: родилась она и тихо выросла в деревне, а теперь город сотнями маленьких молоточков ковал на свой лад эту мягкую, податливую душу, расширяя и суживая ее.
Неточные совпадения
Кто-то мычал и горько всхлипывал, — должно быть, снилось, что его бьют. С
грязной стены слепо смотрели три черные
окна — точно глубокие подкопы куда-то в ночь. Капала вода с подоконников; из пекарни доносились мягкие шлепки и тихий писк: подручный пекаря, глухонемой Никандр, месил тесто.
Из
окна на
грязный пол падал жиденький лунный свет. Тихо и ясно было за
окном, — я пошел на двор взглянуть на чистое небо, подышать морозным воздухом.
Из-под печки пахнет мышами, горелым мочалом, сухой пылью.
Грязные стены дышат на нас теплой сыростью,
грязный, истоптанный пол прогнил, лежат на нем полосы лунного света, освещая черные щели. Стекла
окон густо засижены мухами, но кажется, что мухи засидели самое небо. Душно, тесно и несмываемо грязно все.
Далее шла речь о безуспешных поисках бежавшего банкрота, о раздражении кредиторов, приводились разные выходки Семенова. Прочитал я эту
грязную, в жирных пятнах бумажку и задумался, стоя у
окна, — эти случаи злостных, неосторожных и несчастных банкротств, эти случаи воровского, трусливого, бессильного бегства от жизни — слишком часты у нас, на Руси.
Дальше — изрезанное глубокими оврагами, покрытое зеленым дерном бесплодное поле, а там, влево, на краю оврага, печально темная купа деревьев — под ними еврейское кладбище. Золотистые лютики качаются в поле, — о
грязное стекло
окна нелепо бьется тяжелая, черная муха, — я вспоминаю тихие слова хозяина...
В первой комнате, с большой выступающей облезлой печью и двумя
грязными окнами, стояла в одном углу черная мерка для измерения роста арестантов, в другом углу висел, — всегдашняя принадлежность всех мест мучительства, как бы в насмешку над его учением, — большой образ Христа.
В своем мучительном уединении бедный герой мой, как нарочно, припоминал блаженное время своей болезни в уездном городке; еще с раннего утра обыкновенно являлся к нему Петр Михайлыч и придумывал всевозможные рассказы, чтоб только развлечь его; потом, уходя домой, говорил, как бы сквозь зубы: «После обеда, я думаю, Настя зайдет», — и она действительно приходила; а теперь сотни прелестнейших женщин, может быть, проносятся в красивых экипажах мимо его квартиры, и хоть бы одна даже взглянула на его темные и
грязные окна!
Пью, смотрю на оборванцев, шлепающих по сырому полу снежными опорками и лаптями… Вдруг стол качнулся. Голова зашевелилась, передо мной лицо желтое, опухшее. Пьяные глаза он уставил на меня и снова опустил голову. Я продолжал пить чай… Предзакатное солнышко на минуту осветило
грязные окна притона. Сосед опять поднял голову, выпрямился и сел на стуле, постарался встать и опять хлюпнулся.
— Да, мне рассказывали про ваше дело, — сказал Нехлюдов, проходя в глубь камеры и становясь у решетчатого и
грязного окна, — и хотелось бы от вас самих услышать.
Неточные совпадения
Хотя час был ранний, в общем зале трактирчика расположились три человека. У
окна сидел угольщик, обладатель пьяных усов, уже замеченных нами; между буфетом и внутренней дверью зала, за яичницей и пивом помещались два рыбака. Меннерс, длинный молодой парень, с веснушчатым, скучным лицом и тем особенным выражением хитрой бойкости в подслеповатых глазах, какое присуще торгашам вообще, перетирал за стойкой посуду. На
грязном полу лежал солнечный переплет
окна.
Они подошли к дому; то был действительно трактир Меннерса. В раскрытом
окне, на столе, виднелась бутылка; возле нее чья-то
грязная рука доила полуседой ус.
Это была клетушка до того маленькая, что даже почти не под рост Свидригайлову, в одно
окно; постель очень
грязная, простой крашеный стол и стул занимали почти все пространство.
Соскуча глядеть из
окна на
грязный переулок, я пошел бродить по всем комнатам.
Утром, выпив кофе, он стоял у
окна, точно на краю глубокой ямы, созерцая быстрое движение теней облаков и мутных пятен солнца по стенам домов, по мостовой площади. Там, внизу, как бы подчиняясь игре света и тени, суетливо бегали коротенькие люди, сверху они казались почти кубическими, приплюснутыми к земле, плотно покрытой
грязным камнем.