Неточные совпадения
Он чуть не закричал на жену. Около него суетилась повитуха; болтая в воздухе плачущим ребенком, она что-то убедительно говорила ему, но он ничего не слышал и не мог оторвать своих глаз от страшного лица жены. Губы ее шевелились, он слышал тихие
слова, но не понимал их. Сидя на краю постели, он говорил глухим и робким
голосом...
И, увидав, что его
слова вызвали в глазах Медынской веселый блеск, почувствовал себя смешным и глупым, тотчас же озлился на себя и подавленным
голосом заговорил...
Струны под ее пальцами дрожали, плакали, Фоме казалось, что звуки их и тихий
голос женщины ласково и нежно щекочут его сердце… Но, твердый в своем решении, он вслушивался в ее
слова и, не понимая их содержания, думал...
Парень смотрел на нее, чувствуя себя обезоруженным ее ласковыми
словами и печальной улыбкой. То холодное и жесткое, что он имел в груди против нее, — таяло в нем от теплого блеска ее глаз. Женщина казалась ему теперь маленькой, беззащитной, как дитя. Она говорила что-то ласковым
голосом, точно упрашивала, и все улыбалась; но он не вслушивался в ее
слова.
Фома вместе со стулом подвинулся к ней и, наклонившись, зачем-то понизив
голос, стал рассказывать. Он говорил, и по мере того, как вспоминал
слова, сказанные им Медынской, у него воскресали и чувства, вызывавшие эти
слова.
Убедительно-ласковый
голос Ухтищева однотонно звучал в ушах Фомы, и хотя он не вслушивался в
слова речи, но чувствовал, что они какие-то клейкие, пристают к нему и он невольно запоминает их.
Два
голоса обнялись и поплыли над водой красивым, сочным, дрожащим от избытка силы звуком. Один жаловался на нестерпимую боль сердца и, упиваясь ядом жалобы своей, — рыдал скорбно, слезами заливая огонь своих мучений. Другой — низкий и мужественный — могуче тек в воздухе, полный чувства обиды. Ясно выговаривая
слова, он изливался густою струей, и от каждого
слова веяло местью.
Теперь она снова нравилась ему. В
словах ее было что-то родственное его настроению. Он, усмехнувшись, с удовольствием в
голосе и на лице сказал ей...
— Эх — дети! Язвы сердца, — а не радость его вы!.. — звенящим
голосом пожаловался Яков Тарасович, и, должно быть, он много вложил в эти
слова, потому что тотчас же после них просиял, приободрился и бойко заговорил, обращаясь к дочери: — Ну ты, раскисла от сладости? Айда-ка собери нам чего-нибудь… Угостим, что ли, блудного сына! Ты, чай, старичишка, забыл, каков есть отец-то у тебя?
Она говорила быстро, большая часть ее
слов исчезала в свисте и шипении; выделялись лишь те
слова, которые она выкрикивала визгливым, раздраженным
голосом. Концы платка торчали на голове у нее, как маленькие рожки, и тряслись от движения ее челюсти, Фома при виде ее взволнованной и смешной фигуры опустился на диван. Ежов стоял и, потирая лоб, с напряжением вслушивался в ее речь…
— Милостивые государи! — повысив
голос, говорил Маякин. — В газетах про нас, купечество, то и дело пишут, что мы-де с этой культурой не знакомы, мы-де ее не желаем и не понимаем. И называют нас дикими людьми… Что же это такое — культура? Обидно мне, старику, слушать этакие речи, и занялся я однажды рассмотрением
слова — что оно в себе заключает?
— Господа! — зазвучал, как скрип подпилка по железу, спокойно-зловещий
голос Маякина. — Покорнейше прошу — не препятствуйте! Пусть полает, — пусть его потешится!.. От его
слов вы не изломитесь…
Неточные совпадения
Осклабился, товарищам // Сказал победным
голосом: // «Мотайте-ка на ус!» // Пошло, толпой подхвачено, // О крепи
слово верное // Трепаться: «Нет змеи — // Не будет и змеенышей!» // Клим Яковлев Игнатия // Опять ругнул: «Дурак же ты!» // Чуть-чуть не подрались!
— Любовь… — повторила она медленно, внутренним
голосом, и вдруг, в то же время, как она отцепила кружево, прибавила: — Я оттого и не люблю этого
слова, что оно для меня слишком много значит, больше гораздо, чем вы можете понять, — и она взглянула ему в лицо. — До свиданья!
Эти
слова не имеют для меня смысла, — сказала она дрожащим
голосом.
Когда чтец кончил, председатель поблагодарил его и прочел присланные ему стихи поэта Мента на этот юбилей и несколько
слов в благодарность стихотворцу. Потом Катавасов своим громким, крикливым
голосом прочел свою записку об ученых трудах юбиляра.
Алексей Александрович вздохнул, собираясь с духом. Но, раз решившись, он уже продолжал своим пискливым
голосом, не робея, не запинаясь и подчеркивая некоторые
слова.