Неточные совпадения
Фома почему-то вздрогнул и, не ответив ему, деловым тоном
начал говорить отцу о поездке. Но Игнат перебил его
речь...
Фома удивлялся ее
речам и слушал их так же жадно, как и
речи ее отца; но когда она
начинала с любовью и тоской говорить о Тарасе, ему казалось, что под именем этим она скрывает иного человека, быть может, того же Ежова, который, по ее словам, должен был почему-то оставить университет и уехать из Москвы.
Даже когда «машина» в трактире
начинала играть что-нибудь заунывное, он ощущал в груди тоскливое томление и просил остановить «машину» или уходил от нее подальше, чувствуя, что не может спокойно слушать этих
речей без слов, но полных слез и жалоб.
А когда Фома, загораясь от жгучих искр его
речи,
начинал мечтать о том, как он
начнет опровергать и опрокидывать людей, которые ради своей выгоды не хотят расширить жизнь, — Ежов часто обрывал его...
Он снова с веселой яростью, обезумевший от радости при виде того, как корчились и метались эти люди под ударами его
речей,
начал выкрикивать имена и площадные ругательства, и снова негодующий шум стал тише. Люди, которых не знал Фома, смотрели на него с жадным любопытством, одобрительно, некоторые даже с радостным удивлением. Один из них, маленький, седой старичок с розовыми щеками и глазками, вдруг обратился к обиженным Фомой купцам и сладким голосом пропел...
Влияние Грановского на университет и на все молодое поколение было огромно и пережило его; длинную светлую полосу оставил он по себе. Я с особенным умилением смотрю на книги, посвященные его памяти бывшими его студентами, на горячие, восторженные строки об нем в их предисловиях, в журнальных статьях, на это юношески прекрасное желание новый труд свой примкнуть к дружеской тени, коснуться,
начиная речь, до его гроба, считать от него свою умственную генеалогию.
Он часто и ловко взмахивал головою, отбрасывая с высокого гладкого лба волнистые длинные волосы, снисходительно улыбался и всегда рассказывал о чем-то глуховатым голосом,
начиная речь вкрадчивыми словами:
Неточные совпадения
Сам Государев посланный // К народу
речь держал, // То руганью попробует // И плечи с эполетами // Подымет высоко, // То ласкою попробует // И грудь с крестами царскими // Во все четыре стороны // Повертывать
начнет.
Корова с колокольчиком, // Что с вечера отбилася // От стада, чуть послышала // Людские голоса — // Пришла к костру, уставила // Глаза на мужиков, // Шальных
речей послушала // И
начала, сердечная, // Мычать, мычать, мычать!
— У Клима
речь короткая // И ясная, как вывеска, // Зовущая в кабак, — // Сказал шутливо староста. — //
Начнет Климаха бабою, // А кончит — кабаком! —
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря другими словами, Фердыщенко понял, что ежели человек
начинает издалека заводить
речь о правде, то это значит, что он сам не вполне уверен, точно ли его за эту правду не посекут.
— Сограждане! —
начал он взволнованным голосом, но так как
речь его была секретная, то весьма естественно, что никто ее не слыхал.