Неточные совпадения
Ежов
знал все:
он рассказывал в училище, что у прокурора родила горничная, а прокуророва жена облила за это мужа горячим кофе;
он мог сказать, когда и где лучше ловить ершей, умел делать западни и клетки для птиц; подробно сообщал, отчего и как повесился солдат в казарме, на чердаке, от
кого из родителей учеников учитель получил сегодня подарок и какой именно подарок.
Круг интересов и знаний Смолина ограничивался бытом купеческим; рыжий мальчик любил определять,
кто кого богаче, взвешивая и оценивая
их дома, суда, лошадей. Все это
он знал подробно, говорил об этом с увлечением.
Они с одинаковой силой боятся и того, что
их поймают, и того, что, заметив, —
узнают,
кто они; но если
их только заметят и закричат на
них —
они будут довольны.
— Ну, я этого не понимаю… — качая головой, сказал Фома. —
Кто это там о моем счастье заботится? И опять же, какое
они счастье мне устроить могут, ежели я сам еще не
знаю, чего мне надо? Нет, ты вот что, ты бы на этих посмотрела… на тех, что вот обедали…
— Да уж я там не
знаю,
кто они по-твоему, но только видно сразу — место свое
они знают. Ловкий народ… развязный…
— Жизнь строга… она хочет, чтоб все люди подчинялись ее требованиям, только очень сильные могут безнаказанно сопротивляться ей… Да и могут ли? О, если б вы
знали, как тяжело жить… Человек доходит до того, что начинает бояться себя…
он раздвояется на судью и преступника, и судит сам себя, и ищет оправдания перед собой… и
он готов и день и ночь быть с тем,
кого презирает,
кто противен
ему, — лишь бы не быть наедине с самим собой!
— В твои годы отец твой… водоливом тогда был
он и около нашего села с караваном стоял… в твои годы Игнат ясен был, как стекло… Взглянул на
него и — сразу видишь, что за человек. А на тебя гляжу — не вижу — что ты?
Кто ты такой? И сам ты, парень, этого не
знаешь… оттого и пропадешь… Все теперешние люди — пропасть должны, потому — не
знают себя… А жизнь — бурелом, и нужно уметь найти в ней свою дорогу… где она? И все плутают… а дьявол — рад… Женился ты?
— Н-да, я, брат, кое-что видел… — заговорил
он, встряхивая головой. — И
знаю я, пожалуй, больше, чем мне следует
знать, а
знать больше, чем нужно, так же вредно для человека, как и не
знать того, что необходимо. Рассказать тебе, как я жил? Попробую. Никогда никому не рассказывал о себе… потому что ни в
ком не возбуждал интереса… Преобидно жить на свете, не возбуждая в людях интереса к себе!..
— Глупцы! — слабо засмеялся Ежов. — Добрые глупцы!.. Вам жалко
его? Но —
знаете ли вы,
кто он? Это один из тех, которые сосут у вас кровь…
Он слушал кипучую речь маленького человека молча, не стараясь понять ее смысла, не желая
знать, против
кого она направлена, — глотая лишь одну ее силу.
— Строители жизни! Гущин — подаешь ли милостыню племяшам-то? Подавай хоть по копейке в день… немало украл ты у
них… Бобров! Зачем на любовницу наврал, что обокрала она тебя, и в тюрьму ее засадил? Коли надоела — сыну бы отдал… все равно,
он теперь с другой твоей шашни завел… А ты не
знал? Эх, свинья толстая.! А ты, Луп, — открой опять веселый дом да и лупи там гостей, как липки… Потом тебя черти облупят, ха-ха!.. С такой благочестивой рожей хорошо мошенником быть!..
Кого ты убил тогда, Луп?
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «
Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
Кнуров. Ничего тут нет похвального, напротив, это непохвально. Пожалуй, с своей точки зрения, он не глуп: что он такое…
кто его знает, кто на него обратит внимание! А теперь весь город заговорит про него, он влезает в лучшее общество, он позволяет себе приглашать меня на обед, например… Но вот что глупо: он не подумал или не захотел подумать, как и чем ему жить с такой женой. Вот об чем поговорить нам с вами следует.
— Полно, не распечатывай, Илья Иваныч, — с боязнью остановила его жена, —
кто его знает, какое оно там письмо-то? может быть, еще страшное, беда какая-нибудь. Вишь, ведь народ-то нынче какой стал! Завтра или послезавтра успеешь — не уйдет оно от тебя.
Неточные совпадения
Как бы, я воображаю, все переполошились: «
Кто такой, что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?»
Они, пентюхи, и не
знают, что такое значит «прикажете принять».
Чудно все завелось теперь на свете: хоть бы народ-то уж был видный, а то худенький, тоненький — как
его узнаешь,
кто он?
О! я шутить не люблю. Я
им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на
кого… я говорю всем: «Я сам себя
знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не
знаю твоей книжки, однако читай ее, читай.
Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из
них все то, что переведено по-русски.
Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.
Правдин. А
кого он невзлюбит, тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам имею честь
знать вашего дядюшку. А, сверх того, от многих слышал об
нем то, что вселило в душу мою истинное к
нему почтение. Что называют в
нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие
его прямодушия. Отроду язык
его не говорил да, когда душа
его чувствовала нет.