—
Тем хуже… Но это не возражение… — сказала девушка и точно холодной водой плеснула в лицо Ильи. Он опёрся руками о прилавок, нагнулся, точно хотел перепрыгнуть через него, и, встряхивая курчавой головой, обиженный ею, удивлённый её спокойствием, смотрел на неё несколько секунд молча. Её взгляд и неподвижное, уверенное лицо сдерживали его гнев, смущали его. Он чувствовал в ней что-то твёрдое, бесстрашное. И слова, нужные для возражения, не шли ему на язык.
Неточные совпадения
Во всякой толпе есть человек, которому тяжело в ней, и не всегда для этого нужно быть лучше или
хуже её. Можно возбудить в ней злое внимание к себе и не обладая выдающимся умом или смешным носом: толпа выбирает человека для забавы, руководствуясь только желанием забавляться. В данном случае выбор пал на Илью Лунёва. Наверное, это кончилось бы плохо для Ильи, но как раз в этот момент его жизни произошли события, которые сделали школу окончательно не интересной для него, в
то же время приподняли его над нею.
Вслед за этим событием начал прихварывать дедушка Еремей. Он всё реже выходил собирать тряпки, оставался дома и скучно бродил по двору или лежал в своей тёмной конуре. Приближалась весна, и в
те дни, когда на небе ласково сияло тёплое солнце, — старик сидел где-нибудь на припёке, озабоченно высчитывая что-то на пальцах и беззвучно шевеля губами. Сказки детям он стал рассказывать реже и
хуже. Заговорит и вдруг закашляется. В груди у него что-то хрипело, точно просилось на волю.
На
той же липе, в которой Яков устроил часовню, — Пашка вешал западни на чижей и синиц. Ему жилось тяжело, он
похудел, осунулся. Бегать по двору ему было некогда: он целые дни работал у Перфишки, и только по праздникам, когда сапожник был пьян, товарищи видели его. Пашка спрашивал их о
том, что они учат в школе, и завистливо хмурился, слушая их рассказы, полные сознанием превосходства над ним.
Илья слушал спор, песню, хохот, но всё это падало куда-то мимо него и не будило в нём мысли. Пред ним во
тьме плавало
худое, горбоносое лицо помощника частного пристава, на лице этом блестели злые глаза и двигались рыжие усы. Он смотрел на это лицо и всё крепче стискивал зубы. Но песня за стеной росла, певцы воодушевлялись, их голоса звучали смелее и громче, жалобные звуки нашли дорогу в грудь Ильи и коснулись там ледяного кома злобы и обиды.
Илья подумал, что вот дедушка Еремей бога любил и потихоньку копил деньги. А дядя Терентий бога боится, но деньги украл. Все люди всегда как-то двоятся — сами в себе. В грудях у них словно весы, и сердце их, как стрела весов, наклоняется
то в одну,
то в другую сторону, взвешивая тяжести хорошего и
плохого.
Ходил во
тьме и думал, что за ним точно следит кто-то, враг ему, и неощутимо толкает его туда, где
хуже, скучнее, показывает ему только такое, от чего душа болит тоской и в сердце зарождается злоба.
Лицо у неё было
худое, тёмные пятна вокруг глаз увеличивали их блеск, и было в ней что-то похожее на один из
тех цветков, что растут в глухих углах садов, среди бурьяна.
— Сочинял стихи, да какие ещё! Но в этом деле — весь сгорел… И она тоже… вы думаете, если она… такая,
то тут и всё? Нет, вы не думайте этого! Ни в добром, ни в
худом никогда человек не весь!
—
То есть ежели и плох человек — есть в нём своё хорошее, ежели и хорош — имеет в себе
плохое… Души у нас у всех одинаково пёстрые… у всех!
В душе Лунёва словно назревал нарыв; жить становилось всё тошнее. Всего
хуже было
то, что ему ничего не хотелось делать: никуда его не тянуло, но казалось порою, что он медленно и всё глубже опускается в тёмную яму.
— Я знаю, что говорю… Сказал — поганая, и — кончено!
Хуже скажу — и
то правда будет…
Все подалось: и председатель похудел, и инспектор врачебной управы похудел, и прокурор похудел, и какой-то Семен Иванович, никогда не называвшийся по фамилии, носивший на указательном пальце перстень, который давал рассматривать дамам, даже и
тот похудел.
Но этого уже не могла вытерпеть Катерина Ивановна и немедленно, во всеуслышание, «отчеканила», что у Амалии Ивановны, может, никогда и фатера-то не было, а что просто Амалия Ивановна — петербургская пьяная чухонка и, наверно, где-нибудь прежде в кухарках жила, а пожалуй, и
того хуже.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. А черт его знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник, а может быть, и
того еще
хуже.
Конечно, если он ученику сделает такую рожу,
то оно еще ничего: может быть, оно там и нужно так, об этом я не могу судить; но вы посудите сами, если он сделает это посетителю, — это может быть очень
худо: господин ревизор или другой кто может принять это на свой счет.
«
Худа ты стала, Дарьюшка!» // — Не веретенце, друг! // Вот
то, чем больше вертится, // Пузатее становится, // А я как день-деньской…
Правдин. Когда же у вас могут быть счастливы одни только скоты,
то жене вашей от них и от вас будет
худой покой.
Скотинин.
Худой покой! ба! ба! ба! да разве светлиц у меня мало? Для нее одной отдам угольную с лежанкой. Друг ты мой сердешный! коли у меня теперь, ничего не видя, для каждой свинки клевок особливый,
то жене найду светелку.