Неточные совпадения
— «А и дерзок
был сей сын-еретик: во Христа-бога не веровал, не любил матери божией, мимо церкви шёл — не кланялся, отца, матери не слушался…»
— А — в лес?! — сказал Илья и вдруг воодушевился. — Дедушка, ты говорил, сколько годов в лесу жил — один! А нас — двое! Лыки бы драли!.. Лис, белок били бы… Ты бы ружьё завёл, а я — силки!.. Птицу
буду ловить. Ей-богу! Ягоды там, грибы… Уйдём?..
— Господь — мне, я — тебе, ты — ему, а он — опять господу, так оно у нас колесом и завертится… И никто никому не должен
будет… Ми-ила-й! Э-эх, брат ты мой! Жил я, жил, глядел, глядел, — ничего, окромя
бога, не вижу. Всё его, всё ему, всё от него да для него!..
Приятно
было Илье слушать уверенные и любовные речи старика о
боге, от ласковых слов в сердце мальчика рождалось бодрое, крепкое чувство надежды на что-то хорошее, что ожидает его впереди. Он повеселел и стал больше ребёнком, чем
был первое время жизни в городе.
— А ты этого не замечай себе, Илюша! — посоветовал дед, беспокойно мигая глазами. — Ты так гляди, будто не твоё дело. Неправду разбирать —
богу принадлежит, не нам! Мы не можем. А он всему меру знает!.. Я вот, видишь, жил-жил, глядел-глядел, — столько неправды видел — сосчитать невозможно! А правды не видал!.. Восьмой десяток мне пошёл однако… И не может того
быть, чтобы за такое большое время не
было правды около меня на земле-то… А я не видал… не знаю её!..
— Когда
бог судить-то
будет? — вдруг спросил он деда.
Безногая жена Перфишки тоже вылезла на двор и, закутавшись в какие-то лохмотья, сидела на своём месте у входа в подвал. Руки её неподвижно лежали на коленях; она, подняв голову, смотрела чёрными глазами на небо. Губы её
были плотно сжаты, уголки их опустились. Илья тоже стал смотреть то в глаза женщины, то в глубину неба, и ему подумалось, что, может
быть, Перфишкина жена видит
бога и молча просит его о чём-то.
— Ночью — кто увидит? Ночью все спят; на земле совсем тихо… Я — маленький: днём мою молитву
богу не слышно… А ночью-то
будет слышно!..
Будет?
Рожа у Перфишки
была отчаянно весёлая; Илья смотрел на него с отвращением и страхом. Ему подумалось, что
бог жестоко накажет сапожника за такое поведение в день смерти жены. Но Перфишка
был пьян и на другой день, за гробом жены он шёл спотыкаясь, мигал глазом и даже улыбался. Все его ругали, кто-то даже ударил по шее…
— Я не
буду ругаться!.. ей-богу, не
буду! — сказал Илья, взглянув на них.
— На место! Слава
богу! Нашлось!.. В рыбной лавке
будешь служить.
— Ты сердишься, а — напрасно. Ты подумай: люди живут для работы, а работа для них… а они? Выходит — колесо… Вертится, вертится, а всё на одном месте. И непонятно, — зачем? И где
бог? Ведь вот она, ось-то, —
бог! Сказано им Адаму и
Еве: плодитесь, множьтесь и населяйте землю, — а зачем?
— Знаешь что?
Было и это сказано, сказано
было — зачем? А кто-нибудь ограбил
бога, — украл и спрятал объяснение-то… И это сатана! Кто другой? Сатана! Оттого никто и не знает — зачем?
— Видишь ли… Как заболела нога, то не стало у меня дохода… Не выхожу… А всё уж прожила… Пятый день сижу вот так… Вчера уж и не
ела почти, а сегодня просто совсем не
ела… ей-богу, правда!
— Ой! — беспокойно воскликнула женщина. — Что это? Кто же
будет о
боге помнить, как не грешные?
— Позапрошлый раз в трактире дядя твой чай
пил с каким-то старичком, — начётчиком, должно
быть. Старичок говорил, будто в библии сказано: «покойны дома у грабителей и безопасны у раздражающих
бога, которые как бы
бога носят на руках своих…»
— Я первый раз в жизни вижу, как люди любят друг друга… И тебя, Павел, сегодня оценил по душе, — как следует!.. Сижу здесь… и прямо говорю — завидую… А насчёт… всего прочего… я вот что скажу: не люблю я чуваш и мордву, противны они мне! Глаза у них — в гною. Но я в одной реке с ними купаюсь, ту же самую воду
пью, что и они. Неужто из-за них отказаться мне от реки? Я верю —
бог её очищает…
Написано там, что о начале вещей Фалес милесийский первый спрашивал: «Той бо воду нарече, от нея же вся произведена
суть и производится,
бога же Фалес нарече мыслию, яже из воды вся производит».
И
был ещё Диагор безбожный, он — «ни единого
бога быти разумеша», — стало
быть, не верил в бога-то!
И Эпикур ещё… тот — «
бога во правду глаголаша быти, но ничто же никому подающа, ничто же добро деюща, ни о чем же попечения имуща…» Значит — бог-то хоть и
есть, но до людей ему нет дела, так я понимаю!
—
Бог —
есть! Он всё видит! Всё знает! Кроме его — никого! Жизнь дана для испытанья… грех — для пробы тебе. Удержишься или нет? Не удержался — постигнет наказание, — жди! Не от людей жди — от него, — понял? Жди!
— Что
будет, то
будет! — тихо и твёрдо сказал он. — Захочет
бог наказать человека — он его везде настигнет. За слова твои — спасибо, Липа… Это ты верно говоришь — я виноват пред тобой… Я думал, ты… не такая. А ты — ну, хорошо! Я — виноват…
— Погоди. Вышло это — нечаянно.
Бог — знает! Я — не хотел. Я хотел взглянуть на его рожу… вошёл в лавку. Ничего в мыслях не
было. А потом — вдруг! Дьявол толкнул,
бог не заступился… Вот деньги я напрасно взял… не надо бы… эх!
— Каяться я не
буду, — говорил Илья задумчиво. — Пусть
бог накажет… Люди — не судьи. Какие они судьи?.. Безгрешных людей я не знаю… не видал…
—
Бог — видит! Я для своего спасения согрешила, ведь ему же лучше, ежели я не всю жизнь в грязи проживу, а пройду скрозь её и снова
буду чистая, — тогда вымолю прощение его… Не хочу я всю жизнь маяться! Меня всю испачкали… всю испоганили… мне всех слёз моих не хватит, чтобы вымыться…
— Я думал про это! Прежде всего надо устроить порядок в душе… Надо понять, чего от тебя
бог хочет? Теперь я вижу одно: спутались все люди, как нитки, тянет их в разные стороны, а кому куда надо вытянуться, кто к чему должен крепче себя привязать — неизвестно! Родился человек — неведомо зачем; живёт — не знаю для чего, смерть придёт — всё порвёт… Стало
быть, прежде всего надо узнать, к чему я определён… во-от!..
После этих разговоров он чувствовал себя так, точно много солёного
поел: какая-то тяжкая жажда охватывала его, хотелось чего-то особенного. К его тяжёлым, мглистым думам о
боге примешивалось теперь что-то ожесточённое, требовательное.
— «Опротивела душе моей жизнь моя, предамся печали моей,
буду говорить в горести души моей. Скажу
богу: не обвиняй меня, скажи мне, за что ты со мной борешься? Хорошо ли для тебя, что ты угнетаешь, что ты презираешь дело рук твоих…»
Ему казалось, что когда-то, незаметно для него, вера в справедливость
бога пошатнулась в нём, что она не так уже крепка, как прежде: что-то разъело её, как ржавчина железо. В его груди
было что-то несоединимое, как вода и огонь. И с новой силой в нём возникло озлобление против своего прошлого, всех людей и порядков жизни.
Он долго сидел и думал, поглядывая то в овраг, то в небо. Свет луны, заглянув во тьму оврага, обнажил на склоне его глубокие трещины и кусты. От кустов на землю легли уродливые тени. В небе ничего не
было, кроме звёзд и луны. Стало холодно; он встал и, вздрагивая от ночной свежести, медленно пошёл полем на огни города. Думать ему уже не хотелось ни о чём: грудь его
была полна в этот час холодной беспечностью и тоскливой пустотой, которую он видел в небе, там, где раньше чувствовал
бога.
— Окончательно пропадаю, — спокойно согласился сапожник. — Многие обо мне, когда помру, пожалеть должны! — уверенно продолжал он. — Потому — весёлый я человек, люблю людей смешить! Все они: ах да ох, грех да
бог, — а я им песенки
пою да посмеиваюсь. И на грош согреши — помрёшь, и на тысячи — издохнешь, а черти всех одинаково мучить
будут… Надо и весёлому человеку жить на земле…
— Преподобие отче Тихоне, моли
бога о на-ас… — хрустевшим, как сухие листья, голосом
напевал Терентий, возясь в комнате.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и
были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка
будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь
бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не
было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в доме
есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком большая честь… Не рассердитесь — ей-богу, от простоты души предложил.
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда не
была червонная дама. (Поспешно уходит вместе с Марьей Антоновной и говорит за сценою.)Этакое вдруг вообразится! червонная дама!
Бог знает что такое!