Неточные совпадения
— Погодите, старички почтенные, — всему мера есть. Нагрешу вдоволь — покаюсь и я! А теперь — рано ещё. Батюшкой меня
не корите, — он пять десятков лет грешил, а каялся — всего восемь!.. На мне
грех — как на птенце пух, а вот вырастет
греха, как на вороне пера, тогда, значит, молодцу пришла каяться пора…
— Господи Исусе! — хрипло выговорил Терентий. — Илюша, — ты мне как сын был… Ведь я… для тебя… для твоей судьбы на
грех решился… Ты возьми деньги!.. А то
не простит мне господь…
— Илюша! И родить тебя
не просил ты… — смешно Протянув руку к Илье, сказал ему дядя. — Нет, ты деньги возьми, — Христа ради! Ради души моей спасенья… Господь
греха мне
не развяжет, коли
не возьмёшь…
— Бог — есть! Он всё видит! Всё знает! Кроме его — никого! Жизнь дана для испытанья…
грех — для пробы тебе. Удержишься или нет?
Не удержался — постигнет наказание, — жди!
Не от людей жди — от него, — понял? Жди!
— Всё равно! Какой ты мне судья, а? — кричал Лунёв, бледный от возбуждения и злости, вдруг охватившей его. — Волос с головы твоей
не упадёт без воли его! Слыхал? Ежели я во
грех впал — его на то воля! Дурак!
Ни словом, ни взглядом она
не задела его сердца, когда он сознался ей в убийстве, и
не оттолкнула от себя, а как бы приняла часть
греха его на себя.
Он
не думал о Полуэктове, а лишь о том, что совершил тяжкий
грех и впереди его ждёт возмездие.
— Это — конечно. Что нам до них, коли мы за собой никакого
греха не знаем?
Замерло пение, — Илья вздохнул глубоким, легким вздохом. Ему было хорошо: он
не чувствовал раздражения, с которым пришёл сюда, и
не мог остановить мысли на
грехе своём. Пение облегчило его душу и очистило её. Чувствуя себя так неожиданно хорошо, он недоумевал,
не верил ощущению своему, но искал в себе раскаяния и —
не находил его.
Нет, он
не хочет больше маяться и жить в беспокойстве, тогда как другие на деньги, за которые он заплатил великим
грехом, будут жить спокойно, уютно, чисто.
— Дерзновение человека, правды ищущего,
не есть
грех, ибо творится по внушению свыше…
«Пожалеть тебя? А ты — жалел кого-нибудь? Ты сына мучил? Дядю моего в
грех втянул? Надо мной издевался? В твоём проклятом доме никто счастлив
не был, никто радости
не видал. Гнилой твой дом — тюрьма для людей».
И вновь в душу Ильи стало вторгаться давно уже
не владевшее ею настроение, — снова он злился на людей, крепко и подолгу думал о справедливости, о своём
грехе и о том, что ждёт его впереди.
— Ты? — воскликнул Лунёв, посмотрев на него. — Ты мне
не мешаешь… и Маша
не мешает… Тут — что-то всем нам мешает… тебе, мне, Маше… Глупость или что —
не знаю… только жить по-человечески нет никакой возможности! Я
не хочу видеть никакого горя, никаких безобразий…
грехов и всякой мерзости…
не хочу! А сам…
— И возражу! —
не сдерживаясь больше, крикнул он. — Я… всей жизнью возражу!! Я… может быть, великий
грех сделал, прежде чем до этого дошёл…
— Примером скажу: как сапог ногу, жал мне сердце
грех этот, невольный мой… Невольный, — потому,
не послушал бы я в ту пору Петра, он бы меня — швырь вон! Вышвырнул бы… Верно?
Неточные совпадения
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего
не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою
не имел каких-нибудь
грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин
грех //
Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
Такая рожь богатая // В тот год у нас родилася, // Мы землю
не ленясь // Удобрили, ухолили, — // Трудненько было пахарю, // Да весело жнее! // Снопами нагружала я // Телегу со стропилами // И пела, молодцы. // (Телега нагружается // Всегда с веселой песнею, // А сани с горькой думою: // Телега хлеб домой везет, // А сани — на базар!) // Вдруг стоны я услышала: // Ползком ползет Савелий-дед, // Бледнешенек как смерть: // «Прости, прости, Матренушка! — // И повалился в ноженьки. — // Мой
грех — недоглядел!..»
— По-нашему ли, Климушка? // А Глеб-то?.. — // Потолковано // Немало: в рот положено, // Что
не они ответчики // За Глеба окаянного, // Всему виною: крепь! // — Змея родит змеенышей. // А крепь —
грехи помещика, //
Грех Якова несчастного, //
Грех Глеба родила! // Нет крепи — нет помещика, // До петли доводящего // Усердного раба, // Нет крепи — нет дворового, // Самоубийством мстящего // Злодею своему, // Нет крепи — Глеба нового //
Не будет на Руси!
— А кто сплошал, и надо бы // Того тащить к помещику, // Да все испортит он! // Мужик богатый… Питерщик… // Вишь, принесла нелегкая // Домой его на
грех! // Порядки наши чудные // Ему пока в диковину, // Так смех и разобрал! // А мы теперь расхлебывай! — // «Ну… вы его
не трогайте, // А лучше киньте жеребий. // Заплатим мы: вот пять рублей…»