Неточные совпадения
— Погодите, старички почтенные, — всему мера
есть. Нагрешу вдоволь — покаюсь и я! А теперь — рано ещё. Батюшкой меня
не корите, — он пять десятков лет грешил, а каялся — всего восемь!.. На мне
грех — как на птенце пух, а вот вырастет
греха, как на вороне пера, тогда, значит, молодцу пришла каяться пора…
— Господи Исусе! — хрипло выговорил Терентий. — Илюша, — ты мне как сын
был… Ведь я… для тебя… для твоей судьбы на
грех решился… Ты возьми деньги!.. А то
не простит мне господь…
— Бог —
есть! Он всё видит! Всё знает! Кроме его — никого! Жизнь дана для испытанья…
грех — для пробы тебе. Удержишься или нет?
Не удержался — постигнет наказание, — жди!
Не от людей жди — от него, — понял? Жди!
Замерло пение, — Илья вздохнул глубоким, легким вздохом. Ему
было хорошо: он
не чувствовал раздражения, с которым пришёл сюда, и
не мог остановить мысли на
грехе своём. Пение облегчило его душу и очистило её. Чувствуя себя так неожиданно хорошо, он недоумевал,
не верил ощущению своему, но искал в себе раскаяния и —
не находил его.
Нет, он
не хочет больше маяться и жить в беспокойстве, тогда как другие на деньги, за которые он заплатил великим
грехом,
будут жить спокойно, уютно, чисто.
«Пожалеть тебя? А ты — жалел кого-нибудь? Ты сына мучил? Дядю моего в
грех втянул? Надо мной издевался? В твоём проклятом доме никто счастлив
не был, никто радости
не видал. Гнилой твой дом — тюрьма для людей».
«Кабы я
не удушил купца,
было бы мне теперь совсем хорошо жить…» — вдруг подумалось ему. Но вслед за этим в его сердце как будто откликнулся кто-то другой: «Что купец? Он — несчастие моё, а
не грех…»
— И возражу! —
не сдерживаясь больше, крикнул он. — Я… всей жизнью возражу!! Я… может
быть, великий
грех сделал, прежде чем до этого дошёл…
Либерализм
не есть грех; это необходимая составная часть всего целого, которое без него распадется или замертвеет; либерализм имеет такое же право существовать, как и самый благонравный консерватизм; но я на русский либерализм нападаю, и опять-таки повторяю, что за то, собственно, и нападаю на него, что русский либерал не есть русский либерал, а есть не русский либерал.
Если бы в человеке не было души, он не знал бы грехов тела, а если бы
не было грехов тела, он не знал бы, что у него есть душа.
Говоря, что раз павши, мы впадем в разврат, мы ведь этим говорим только, что мы вперед уже решили, что падение с неровней
не есть грех, а есть забава, увлечение, которое необязательно поправить тем, что мы называем браком. Если же бы мы понимали, что падение есть грех, который должен и может быть искуплен только неразрывностью брака и всей той деятельностью, которая вытекает из воспитания детей, рожденных от брака, то падение никак не могло бы быть причиной впадения в разврат.
Неточные совпадения
Глеб — он жаден
был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин
грех //
Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
Такая рожь богатая // В тот год у нас родилася, // Мы землю
не ленясь // Удобрили, ухолили, — // Трудненько
было пахарю, // Да весело жнее! // Снопами нагружала я // Телегу со стропилами // И
пела, молодцы. // (Телега нагружается // Всегда с веселой песнею, // А сани с горькой думою: // Телега хлеб домой везет, // А сани — на базар!) // Вдруг стоны я услышала: // Ползком ползет Савелий-дед, // Бледнешенек как смерть: // «Прости, прости, Матренушка! — // И повалился в ноженьки. — // Мой
грех — недоглядел!..»
— По-нашему ли, Климушка? // А Глеб-то?.. — // Потолковано // Немало: в рот положено, // Что
не они ответчики // За Глеба окаянного, // Всему виною: крепь! // — Змея родит змеенышей. // А крепь —
грехи помещика, //
Грех Якова несчастного, //
Грех Глеба родила! // Нет крепи — нет помещика, // До петли доводящего // Усердного раба, // Нет крепи — нет дворового, // Самоубийством мстящего // Злодею своему, // Нет крепи — Глеба нового //
Не будет на Руси!
«Избави Бог, Парашенька, // Ты в Питер
не ходи! // Такие
есть чиновники, // Ты день у них кухаркою, // А ночь у них сударкою — // Так это наплевать!» // «Куда ты скачешь, Саввушка?» // (Кричит священник сотскому // Верхом, с казенной бляхою.) // — В Кузьминское скачу // За становым. Оказия: // Там впереди крестьянина // Убили… — «Эх!..
грехи!..»
Велик дворянский
грех!» // — Велик, а все
не быть ему // Против
греха крестьянского, — // Опять Игнатий Прохоров //
Не вытерпел — сказал.