— Погоди! — боязливо оглянувшись вокруг, воскликнул Яков и, вытаращив глаза в
лицо товарища, тихо спросил: — Ты своё начало знаешь?
— Как же, брошу, дожидайся! — смеясь, сказал Илья. Но Грачёв стоял на своём. Он, зорко посматривая в
лицо товарища, настойчиво убеждал его...
Неточные совпадения
Лицо у Якова действительно распухло, и верхняя губа вздулась. Он стоял пред
товарищем и жалко улыбался, говоря ему...
Илья чувствовал волнение
товарища, слышал, как вздрагивает его голос, а когда они вошли в комнатку сапожника и зажгли в ней огонь, он увидал, что
лицо у Якова бледное, а глаза мутные и довольные, как у пьяного.
В маленькой комнате, тесно заставленной ящиками с вином и какими-то сундуками, горела, вздрагивая, жестяная лампа. В полутьме и тесноте Лунёв не сразу увидал
товарища. Яков лежал на полу, голова его была в тени, и
лицо казалось чёрным, страшным. Илья взял лампу в руки и присел на корточки, освещая избитого. Синяки и ссадины покрывали
лицо Якова безобразной тёмной маской, глаза его затекли в опухолях, он дышал тяжело, хрипел и, должно быть, ничего не видел, ибо спросил со стоном...
Голос у Якова стал слаб и звучал, как скрип пилы, режущей дерево. Читая, он поднимал левую руку кверху, как бы приглашая больных в палате слушать зловещие пророчества Исайи. Большие мечтательные глаза придавали жёлтому
лицу его что-то страшное. Увидав Илью, он бросал книгу и с беспокойством спрашивал
товарища всегда об одном...
Он не остановился, даже не оглянулся и, повернув в проулок, исчез. Илья медленно прошёл за прилавок, чувствуя, что от слов
товарища его
лицо так горит, как будто он в жарко растопленную печь посмотрел.
Лунёв стиснул его горячую руку и молча уставился в
лицо ему, не зная, что сказать
товарищу на прощанье. А сказать что-то такое хотелось, так хотелось, что даже сердце щемило от этого желания.
Тупое чувство какой-то лени мешало Лунёву отвечать на слова
товарища. Безразличным взглядом он рассматривал возбуждённое, насмешливое
лицо Павла и чувствовал, что укоры не задевают его души. Жёлтые волоски в усах и на подбородке Грачёва были как плесень на его худом
лице, и Лунёв смотрел на них, равнодушно соображая...
И было неприятно видеть на
товарище крепкое, новое пальто, видеть, что
лицо Павла за эти месяцы стало здоровее, чище.
— Ты говоришь Могучий Ланковского. Это лошадь хорошая, и я советую тебе купить, — сказал Яшвин, взглянув на мрачное
лицо товарища. — У него вислозадина, но ноги и голова — желать лучше нельзя.
«Это я его отметил для смерти!» — думал Климков, рассматривая
лицо товарища. Брови Зарубина были строго нахмурены, чёрные усики топорщились на приподнятой губе, он казался раздражённым, и можно было ждать, что из полуоткрытого рта взволнованно польётся быстрая речь.
Движения, походка,
лицо товарища Антона мгновенно изменились: теперь все уже показывало в нем человека довольного, даже торжествующего; серенькие плутовские глазки его насмешливо суживались и поочередно устремлялись то на мужика, то на пегашку; он стал разговорчивее; но в речах его уже не было той заботливости, той вкрадчивости, с какими прежде подъезжал он к Антону.
Разом наступила глубокая тишина, как будто вдруг опустел кубрик и в нем остался один Редж. Началось немое, но выразительное переглядывание, глаза каждого искали опоры в
лицах товарищей. Не многие могли похвастаться тем, что сердца их забились в этот момент сильнее, большинство знало, что их имена останутся непроизнесенными. Кой-где в углах кубрика блеснули кривые улыбки интригов, сдержанный шепот вырос и полз со всех сторон, как первое пробуждение ночного прилива.
Неточные совпадения
Лука стоял, помалчивал, // Боялся, не наклали бы //
Товарищи в бока. // Оно быть так и сталося, // Да к счастию крестьянина // Дорога позагнулася — //
Лицо попово строгое // Явилось на бугре…
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему
лица двух
товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича, с такими белыми длинными пальцами, с такими длинными, желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали всё его внимание и не давали ему свободы мысли. Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.
Он забыл неприятное впечатление последней встречи и с открытым радостным
лицом протянул руку бывшему
товарищу.
Ее свежее дыхание касалось моего
лица; иногда локон, отделившийся в вихре вальса от своих
товарищей, скользил по горящей щеке моей…
Наружность поручика Вулича отвечала вполне его характеру. Высокий рост и смуглый цвет
лица, черные волосы, черные проницательные глаза, большой, но правильный нос, принадлежность его нации, печальная и холодная улыбка, вечно блуждавшая на губах его, — все это будто согласовалось для того, чтоб придать ему вид существа особенного, не способного делиться мыслями и страстями с теми, которых судьба дала ему в
товарищи.