Насквозь пропитанный несчастьями, всю жизнь свою всасывая пьяные крики, пьяные, горькие песни, расшатанный, избитый ударами ног по доскам его пола, — дом не мог
больше жить и медленно разваливался, печально глядя на свет божий тусклыми стёклами окон.
Неточные совпадения
Илья послушно шёл за стариком и укладывался на своё ложе —
большой куль, набитый сеном. Сладко спалось ему на этом куле, хорошо
жил он с тряпичником, но быстро промелькнула эта приятная и лёгкая жизнь.
— А ты этого не замечай себе, Илюша! — посоветовал дед, беспокойно мигая глазами. — Ты так гляди, будто не твоё дело. Неправду разбирать — богу принадлежит, не нам! Мы не можем. А он всему меру знает!.. Я вот, видишь, жил-жил, глядел-глядел, — столько неправды видел — сосчитать невозможно! А правды не видал!.. Восьмой десяток мне пошёл однако… И не может того быть, чтобы за такое
большое время не было правды около меня на земле-то… А я не видал… не знаю её!..
Илья тоже привык к этим отношениям, да и все на дворе как-то не замечали их. Порой Илья и сам, по поручению товарища, крал что-нибудь из кухни или буфета и тащил в подвал к сапожнику. Ему нравилась смуглая и тонкая девочка, такая же сирота, как сам он, а особенно нравилось, что она умеет
жить одна и всё делает, как
большая. Он любил видеть, как она смеётся, и постоянно старался смешить Машу. А когда это не удавалось ему — Илья сердился и дразнил девочку...
О господах он говорил
больше междометиями, — очевидно, они очень поразили его воображение, но их фигуры как-то расплылись в памяти и смешались в одно
большое, мутное пятно.
Прожив у сапожника около месяца, Пашка снова исчез куда-то. Потом Перфишка узнал, что он поступил в типографию и
живёт где-то далеко в городе. Услышав об этом, Илья с завистью вздохнул и сказал Якову...
— Сто? — быстро спросил Илья. И тут он открыл, что уже давно в глубине его души
жила надежда получить с дяди не сто рублей, а много
больше. Ему стало обидно и на себя за свою надежду — нехорошую надежду, он знал это, — и на дядю за то, что он так мало даёт ему. Он встал со стула, выпрямился и твёрдо, со злобой сказал дяде...
Илья смотрел на неё и думал, что вот эта девочка
живёт одна, в яме, работает, как
большая, не имеет никакой радости и едва ли найдёт когда-либо радость в жизни.
Нет, он не хочет
больше маяться и
жить в беспокойстве, тогда как другие на деньги, за которые он заплатил великим грехом, будут
жить спокойно, уютно, чисто.
Лунёв знал, что там
живёт член окружного суда Громов, человек полный, румяный, с
большими чёрными усами.
— Меня, я думаю, дома ждут обедать, — сказала Верочка: — пора. Теперь, мой миленький, я и три и четыре дня проживу в своем подвале без тоски, пожалуй, и
больше проживу, — стану я теперь тосковать! ведь мне теперь нечего бояться — нет, ты меня не провожай: я поеду одна, чтобы не увидали как-нибудь.
Пора бы за долговременное терпение дать право гражданства в Сибири, но, видно, еще не пришел назначенный срок. Между тем уже с лишком половины наших нет на этом свете. Очень немногие в России — наша категория еще не тронута. Кто
больше поживет, тот, может быть, еще обнимет родных и друзей зауральских. Это одно мое желание, но я это с покорностию предаю на волю божию.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Мы теперь в Петербурге намерены
жить. А здесь, признаюсь, такой воздух… деревенский уж слишком!., признаюсь,
большая неприятность… Вот и муж мой… он там получит генеральский чин.
Разломило спину, // А квашня не ждет! // Баба Катерину // Вспомнила — ревет: // В дворне
больше году // Дочка… нет родной! // Славно
жить народу // На Руси святой!
Между тем дела в Глупове запутывались все
больше и
больше. Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она два месяца
жила у какого-то градоначальника в помпадуршах. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Семку и только что хотели спустить туда же пятого Ивашку, как были остановлены именитым гражданином Силой Терентьевым Пузановым.
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило
жить без этого, но было бы скучно. Разумеется, я, может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал, и что в моих руках власть, какая бы она ни была, если будет, то будет лучше, чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому, тем я
больше доволен.
Дом был
большой, старинный, и Левин, хотя
жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый мир для Левина. Это был мир, в котором
жили и умерли его отец и мать. Они
жили тою жизнью, которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с своею женой, с своею семьей.