Неточные совпадения
— «Прости меня, я виновата перед тобою, я ошиблась и измучила тебя. Я вижу теперь, когда убита, что моя вера — только страх пред тем, чего я не могла понять, несмотря на свои желания и твои усилия. Это
был страх, но он в крови моей, я с ним рождена. У меня свой — или твой — ум, но чужое
сердце, ты прав, я это поняла, но
сердце не могло согласиться с тобой…»
С того дня, как умер сын его Джигангир и народ Самарканда встретил победителя злых джеттов [Джетты — жители Моголистана, включавшего в себя Восточный Туркестан, Семиречье и Джунгарию.] одетый в черное и голубое, посыпав головы свои пылью и пеплом, с того дня и до часа встречи со Смертью в Отраре, [Тимур умер во время похода к границам Китая, когда его армия прибыла в Отрар.] где она поборола его, — тридцать лет Тимур ни разу не улыбнулся — так жил он, сомкнув губы, ни пред кем не склоняя головы, и
сердце его
было закрыто для сострадания тридцать лет!
—
Были леса по дороге, да, это —
было! Встречались вепри, медведи, рыси и страшные быки, с головой, опущенной к земле, и дважды смотрели на меня барсы, глазами, как твои. Но ведь каждый зверь имеет
сердце, я говорила с ними, как с тобой, они верили, что я — Мать, и уходили, вздыхая, — им
было жалко меня! Разве ты не знаешь, что звери тоже любят детей и умеют бороться за жизнь и свободу их не хуже, чем люди?
Но иностранцы, гонимые скукой, шатались повсюду, заглядывали во все дворы и, конечно, заглянули и к ней: она
была дома, она видела гримасы брезгливости и отвращения на сытых лицах этих праздных людей, слышала, как они говорили о ее сыне, кривя губы и прищурив глаза. Особенно ударили ее в
сердце несколько слов, сказанных презрительно, враждебно, с явным торжеством.
Сотни неразрывных нитей связывали ее
сердце с древними камнями, из которых предки ее построили дома и сложили стены города, с землей, где лежали кости ее кровных, с легендами, песнями и надеждами людей — теряло
сердце матери ближайшего ему человека и плакало:
было оно подобно весам, но, взвешивая любовь к сыну и городу, не могло понять — что легче, что тяжелей.
И вот она пред человеком, которого знала за девять месяцев до рождения его, пред тем, кого она никогда не чувствовала вне своего
сердца, — в шелке и бархате он пред нею, и оружие его в драгоценных камнях. Всё — так, как должно
быть; именно таким она видела его много раз во сне — богатым, знаменитым и любимым.
— Я думаю, что не сумел рассказать про отца так, как чувствую, и то, что пятьдесят один год держу в
сердце, — это требует особенных слов, даже, может
быть, песни, но — мы люди простые, как рыбы, и не умеем говорить так красиво, как хотелось бы! Чувствуешь и знаешь всегда больше, чем можешь сказать.
Кто бы он ни
был — всё равно! Он — как дитя, оторванное от груди матери, вино чужбины горько ему и не радует
сердца, но отравляет его тоскою, делает рыхлым, как губка, и, точно губка воду, это
сердце, вырванное из груди родины, — жадно поглощает всякое зло, родит темные чувства.
У обоих руки в крови и разбиты
сердца, оба пережили тяжелую драму суда над ними — никому в Сенеркии не показалось странным, что эти люди, отмеченные роком, подружились и решили украсить друг другу изломанную жизнь; оба они
были молоды, им хотелось ласки.
Чекко спрятал в карман этот кусок бумаги, но он лег ему на
сердце камнем и с каждым днем всё становился тяжелей. Не однажды он хотел показать письмо священнику, но долгий опыт жизни убедил его, что люди справедливо говорят: «Может
быть, поп и говорит богу правду про людей, но людям правду — никогда».
Не все женщины
были довольны ее жизнью, и мужчины, конечно, не все, но, имея честное
сердце, она не только не трогала женатых, а даже часто умела помирить их с женами, — она говорила...
— Нет и не
будет сил, которые могли бы убить молодое
сердце мира!
— Он не пропадет, донна Филомена, можете верить в это, как в милость вашей мадонны! У него — хороший ум, крепкое
сердце, он сам умеет любить и легко заставляет других любить его. А любовь к людям — это ведь и
есть те крылья, на которых человек поднимается выше всего…
—
Пью за святое
сердце мадонны!
— Мой поступок мог
быть полезен людям, если б я сумел довести дело до конца, но у меня мягкое
сердце.
Это славный обычай — вовлекать птиц, чистейшее изо всех живых существ, в лучший праздник людей; удивительно хорошо
поет сердце в тот миг, когда сотни маленьких разноперых пичужек летают по церкви, и щебечут, и
поют, садясь на карнизы, статуи, залетая в алтарь.
Неточные совпадения
Хлестаков. Прощайте, Антон Антонович! Очень обязан за ваше гостеприимство. Я признаюсь от всего
сердца: мне нигде не
было такого хорошего приема. Прощайте, Анна Андреевна! Прощайте, моя душенька Марья Антоновна!
Городничий. И не рад, что
напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не
быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на
сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел
было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго
сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Иной городничий, конечно, радел бы о своих выгодах; но, верите ли, что, даже когда ложишься спать, все думаешь: «Господи боже ты мой, как бы так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и
было довольно?..» Наградит ли оно или нет — конечно, в его воле; по крайней мере, я
буду спокоен в
сердце.
Средь мира дольного // Для
сердца вольного //
Есть два пути.