Неточные совпадения
Я испугался, точно надо мной внезапно грянул
гром. Но это было хуже. Это было смешно, да, но — как же это было обидно!.. Он, Шакро, плакал от смеха; я чувствовал себя готовым плакать от другой причины. У меня в горле стоял камень, я не мог говорить и
смотрел на него дикими глазами, чем ещё больше усиливал его смех. Он катался по земле, поджав живот; я же всё ещё не мог придти в себя от нанесённого мне оскорбления…
Он говорил, чмокал, фыркал, вздыхал… Я
смотрел ему в лицо, разинув рот от изумления. Он, очевидно, выливал предо мной все возмущения, обиды и недовольства мною, накопленные за всё время нашего путешествия. Для вящей убедительности он тыкал мне пальцем в грудь и тряс меня за плечо, а в особенно сильных местах налезал
на меня всей своей тушей. Нас поливал дождь, над нами непрерывно грохотал
гром, и Шакро, чтоб быть услышанным мною, кричал во всё горло.
Неточные совпадения
Уже совсем стемнело, и
на юге, куда он
смотрел, не было туч. Тучи стояли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния, и слышался дальний
гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип в саду каплям и
смотрел на знакомый ему треугольник звезд и
на проходящий в середине его млечный путь с его разветвлением. При каждой вспышке молнии не только млечный путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, опять, как будто брошенные какой-то меткой рукой, появлялись
на тех же местах.
Она осветила кроме моря еще озеро воды
на палубе, толпу народа, тянувшего какую-то снасть, да протянутые леера, чтоб держаться в качку. Я шагал в воде через веревки, сквозь толпу; добрался кое-как до дверей своей каюты и там, ухватясь за кнехт, чтоб не бросило куда-нибудь в угол, пожалуй
на пушку, остановился
посмотреть хваленый шторм. Молния как молния, только без
грома, или его за ветром не слыхать. Луны не было.
Евгений Павлович стоял
на ступеньках лестницы как пораженный
громом. Лизавета Прокофьевна тоже стала
на месте, но не в ужасе и оцепенении, как Евгений Павлович: она
посмотрела на дерзкую так же гордо и с таким же холодным презрением, как пять минут назад
на «людишек», и тотчас же перевела свой пристальный взгляд
на Евгения Павловича.
Он убил ее, и когда
посмотрел на ужасное дело своих рук, то вдруг почувствовал омерзительный, гнусный, подлый страх. Полуобнаженное тело Верки еще трепетало
на постели. Ноги у Дилекторского подогнулись от ужаса, но рассудок притворщика, труса и мерзавца бодрствовал: у него хватило все-таки настолько мужества, чтобы оттянуть у себя
на боку кожу над ребрами и прострелить ее. И когда он падал, неистово закричав от боли, от испуга и от
грома выстрела, то по телу Верки пробежала последняя судорога.
Подхалюзин. Ишь ты, расходилась дворянская-то кровь! Ах ты, Господи! Туда же, чиновница! Вот пословица-то говорится: гром-то гремит не из тучи, а из навозной кучи! Ах ты, Господи! Вот и
смотри на нее, дама какая!