СЕМЬ ДНЕЙ КОШМАРА

Александр Клёнов (2024)

Когда живые по неразумению своему нарушают покой мёртвых, те покидают мрак и холод своих могил и возвращаются в мир живых. Горе тому, кто встанет на их пути! И не будет пощады тем, кто потревожил их вечный сон. А когда всё свершится, в этот мир придёт тот, пред кем содрогнётся земля!

“И поклонятся ему все живущие

на земле, которых имена не

написаны в книге жизни у Агнца,

закладного от создания мира.”

Апокалипсис 13:8.

Человек слишком слаб и ничтожен для того, чтобы противостоять законам вселенной и повлиять на ход истории мира. Ему только кажется, что он делает историю; на самом деле, он лишь проходит сквозь события простым актером грандиозного спектакля тысячелетиями творящегося на земле. Он всего лишь ничтожная часть мирового механизма, не отдающий полного себе отчета о своих поступках заранее предрешенных его судьбой, орудие в руках провидения.

Когда далекая археологическая экспедиция работавшая по заранее намеченному плану случайно отклонившись от маршрута наткнулась на таинственное древнее захоронение в центре знойной пустыни, никто из живущих на земле даже не заподозрил того, что в этот самый момент, механизм заведенный неведомой рукой начал свой ход, и казалось уже невозможно было остановить то, что неминуемо должно было произойти.

ЧАС ПРОБИЛ.

День первый

Загадочный камень

Самый обычный городской школьник, ученик начальных классов Вовка Михайлов в столь же, самый обычный летний день пулей выскочил из подъезда своего дома и стал озираться по сторонам.

Ему сейчас очень хотелось увидеть двух своих лучших друзей Мишку и Генку, так как его просто распирало похвастаться перед ними, что его отец, ученый археолог, на конец-то вернулся из своей очередной экспедиции.

Вовка всё еще находился под впечатлением от рассказов отца о своих удивительных приключениях под палящим солнцем пустыни о экзотике дальних краев, о неожиданных находках.

Некоторые из этих находок отец даже принес для работы домой. Одна из них так понравилась Вовке, что он не утерпел и тайком от отца вынес ее из дома.

Вот с этой — то штуковиной он и стоял сейчас на улице, пряча ее под рубашкой в ожидании своих приятелей. Но он всё равно не заметил, как кто-то подкрался к нему сзади и схватил за руку.

Вовка аж подпрыгнул от неожиданности. Обернулся — Мишка. Стоит, довольно ухмыляется:

— Ага, испугался! Нечего ворон ловить.

— Сам ты ворона — зло отпарировал Вовка недовольный тем, что его застали в врасплох.

— Да ладно, не обижайся. Лучше покажи, что это у тебя под рубашкой.

— Да так, ничего особенного — как можно небрежней произнес Вовка.

— А, что ты тогда прячешь?

— Да вот, — всё тем же тоном произнес Вовка — на, смотри — и он вытащил из под рубашки какой-то предмет завернутый в обрывок газеты, которую не спеша развернул.

— Ну, — разочарованно протянул Мишка — камень какой-то.

— Это не простой камень.

— А какой, золотой что ли?

— Да ты посмотри внимательно, балда — сказал Вовка, но в руки Мишке камень всё — таки не отдал.

Камень находящийся в его детской руке был действительно достоин внимания, прежде всего необычной формой. Кто-то в свое время обрабатывая его, придал ему форму кинжала на рукоятке которого был изображен зубастый человеческий череп, а на импровизированном лезвии были вырезаны какие-то письмена.

— Это что, кинжал окаменевший? — спросил Мишка уже с интересом разглядывая каменный нож, который ему всё больше и больше нравился.

— Да нет, наверное. А ты хоть знаешь, сколько ему лет? — воскликнул Вовка, но тут же вспомнил, что он и сам этого не знает. И брякнул: — много тысяч.

— А где же ты его откопал такой древний?

— Это не я, это мой отец.

— А, он же у тебя в этой, как его, экспедиции, старые могилки копает.

— И не могилы, а курганы, и не копает уже, а сегодня утром приехал.

— Да, здорово. Так значит, этот ножик каменный он привез.

— Они много чего привезли, отец мне рассказывал, страсть!

— Здорово.

— Еще бы, я тебе потом, если хочешь, расскажу.

— Ладно, слушай Вовка, мы тут с Геной собрались на кладбище птичек ловить, пошли с нами?

— Что, прямо сейчас?

— Ну да, он обещал леску из дома принести для силков. У него же отец рыбак.

Генка появился, как всегда неожиданно:

— Вован привет — поприветствовал Вовку.

— Ну, что принес? — спросил его Мишка с нетерпением.

— Спрашиваешь — состроил гримасу Генка протягивая на ладони новую катушку с японской леской — Высший класс!

Мишка и Вовка тут же сообразили, что рыбалка у Генкиного отца в ближайшее воскресенье не состоится.

— Ну, молоток, — похвалил его Мишка, — а не попадет?

— Не дрейфь — заверил его Генка, но тут заметил камень в руках у Вовки: — а это, что за булыжник?

— Да вот стоим и ждем когда ты спросишь, чтобы дать им тебе по голове.

— Ты себе лучше дай, — оскалился Генка из предосторожности сделав шаг на зад.

— Это мой отец из экспедиции привез — объявил Вовка.

— Ничего камешек, опять из могилки?

— А тебе не всё равно? — вновь обиделся на"могилку"Вовка.

— Да ладно, я же пошутил. Ну, чего стоим, нас уже птицы заждались. Двинулись?

— Подождите меня — попросил Вовка, — я только камень домой занесу.

— Да я и так еле из дома удрал! — напустился на него Генка, — мать в окно увидит, загонит, и всё, пропало дело.

— Да ты, возьми его с собой — предложил Мишка, — мы же не надолго, ничего с ним не случится.

— Ладно, — подумав минутку согласился Вовка. — Пошли на кладбище.

И трое приятелей отправилось за черту города.

На кладбище стояла та особенная атмосфера, попадая в которую сама собой забывается вся жизненная суета с её постоянными заботами и тревогами. Это место не выносит шума и спешки, здесь царствует тишина и покой нарушаемые лишь шелестом листвы кладбищенских берез и не навязчивым задушевным пении птиц. Птицы, словно понимая, что здесь не место восторгам и радостям жизни поют на кладбищах, как-то особенно проникновенно и трогательно словно приветствуя от лица усопших тех, кто приходит их навестить, настраивая их своим щебетом на нужный лад.

Но о каком философском размышлении над жизнью в тени кладбища можно говорить, когда тебе нет еще и десяти лет, Когда ты полон энергии, как туго заведенная пружина, когда у тебя в самом разгаре каникулы и еще столько интересного ждет впереди.

Три юных птицелова ворвались на кладбище с громким смехом, разом нарушив идиллию тишины.

— Может, сперва, пойдем, могилки посмотрим? — предложил Генка.

— Зачем это? — не понял Вовка.

— Да так, — пожал плечами Генка — вдруг кто, где чего забыл, мне Серега Бубнов рассказывал, что он так ножик хороший нашел, не то, что этот ваш каменный.

–Ладно, по дороге посмотрим, — согласился Мишка — в центре берез много, там силки и поставим.

Они стали углубляться к центру кладбища осматривая по пути дорожки и заглядывая за оградке в надежде чем-нибудь поживиться.

Вдруг Мишка остановился и схватив за руки приятелей слегка присел.

— Ты, чего? — от неожиданности зашептал Вовка.

— Там впереди, видите, — так же шепотом ответил ему Мишка, — парни взрослые стоят.

Но группа парней лет 17-18 беспечно попыхивающая сигаретами уже успела их засечь.

— Бежим! — предложил Генка.

— Поздно, поймают — хуже будет — сказал Мишка, и выпрямился.

— Эй, пацаны, а ну валите сюда! — махнул им рукой один из парней.

— И чего вы тут ищете? — напустился он на мальчишек, когда они подошли.

— Да ладно тебе, Витек, — попробовал заступиться за них один из компании.

— Джон, не мешай Витьку воспитывать подрастающее поколение, — лениво бросил третий, парни были явно на веселе.

Витек, чувствуя поддержку пьяно заухмылялся.

— Да мы, это, гуляли, — сказал Мишка.

— Слышь, мужики, они гуляли. Вам тут, что Бродвей? Так и скажите, что могилы грабите.

— Не-а — протянул Вовка.

— Чего"не-а". А ну покажи чего там прячешь!

Чувствуя, что камень придётся показать, Вовка чуть не всхлипнул, но сверток вынул.

— Хо, камень! — развернув, хмыкнул Витёк.

— Это не мое, — жалобно проговорил Вовка.

— Конечно не твое, — подтвердил Витёк. — Это мое. Смотри, что я с ним сделаю. — И он кинул камень за первую попавшуюся оградку. — Вот так вот, пацан. Ну, а вы, что стоите, вам особое приглашение нужно, выворачивайте карманы, шпана, живо.

Мишка и Генка тут же начали сосредоточенно сопя рыться в своих карманах, и через минуту Генкина катушка с леской оказалась в руках одного из парней.

— Крутая лесочка — оценил тот. — Спасибо мальчик.

— Кушайте на здоровье, — буркнул Генка, которому до слёз было жалко леску из-за которой ему еще предстояло объяснение с отцом.

— Поговори мне еще, сопля, — сказал Витёк, и вдруг гаркнул: — А, ну бегом от сюда, еще увижу уши отрежу!

Три незадачливых птицелова не заставили себя долго упрашивать и через мгновение скрылись за скоплением оградок.

Отбежав на безопасное расстояние они повалились на траву.

— Фу, насилу удрали, — перевел дыхание Мишка.

–Что я теперь отцу скажу, — захныкал Вовка.

— Не плач Вовик — успокоил его Генка. — Я заметил куда этот дурак здоровый бросил твой камень. Сейчас они уйдут и пойдем, заберем его.

— И я заметил, — подтвердил Мишка, хлопнув слегка Вовку по плечу.

Между тем, компания"Дураков здоровых"допив последнюю бутылку собралась уходить.

— Ходит тут шпана всякая, — зашвырнул пустую бутылку подальше Витек, — не дают добрым людям отдохнуть на природе.

Он уже собирался еще что-то добавить к сказанному, как вдруг ощутил, что кто-то стоит сзади и смотрит в упор ему в спину. Он резко обернулся. Никого,

— Ты чего скачешь, как ужаленный? — удивился Джон.

— Да так, ничего, показалось. — Витек вновь повернулся к приятелям, но ощущение тяжелого, пристального взгляд да в спину не исчезло. Он медленно повернулся и замер встретившись с парой гневных мужских глаз, в упор глянувших на него. В первое мгновение он даже не сообразил, что глаза смотрящие на него, это глаза не живого человека, а со старой фотографии вделанной в один из памятников стоявших рядом с веселой компанией, за оградку которого Витёк бросил камень отобранный у Вовки.

От этого неживого, фотографического взгляда у Витка всё похолодело внутри. Казалось, что эта пара пылающих злобой глаз существовала сама по себе, и не было больше ни фото, ни памятника, ни кладбища. Ничего в мире не существовало кроме этих страшных глаз, и Витька замершего под их тяжелым взглядом. Глаза будто обвиняли его в виновности и буйной своей фантазии. Казалось еще мгновение и из глаз сверкнут две молнии и испепелят его за то, что он сделал пару минут назад — бросил камень на могильный холмик и тем самым потревожил покой умершего неизвестного ему мужчины.

Витек закрыл глаза и тряхнул головой. Наваждение прошло. Обычная фотография, обычный памятник, обычная могила.

— Ты, что знакомого увидел! — захохотал один из парней, хлопнув Витька по спине.

— Да отвали ты, — незлобно сказал Витек. — Пошли отсюда, а то загулялись здесь, мерещится всякая мура.

И компания двинулась на выход из кладбища. По дороге Витёк еще раз обернулся бросив взгляд на могилу, так поразившую его, но опять не заметил ничего необычного окончательно успокоился приписав свое"видение"винным парам и жаркому дню.

Он не видел и не мог уже видеть того, что произошло дальше, но, что-то все-таки произошло, т.к. когда мальчишки сидевшие в засаде вновь пришли на это место, то как они не старались, но найти свой каменный кинжал, так и не смогли. КАМЕНЬ ИСЧЕЗ. Может быть сидевшие вокруг на деревьях птицы и смогли бы прояснить эту загадку, но для этого нужно было, как минимум знать птичий язык.

Мальчишки буквально по сантиметру облазили всё вокруг, но камня, так и не обнаружили.

— Да не расстраивайся ты Вовка — стали вдвоем успокаивать, совсем приунывшего Вовку, — придумаем чего-нибудь.

— Чего придумаете, отец с меня шкуру спустит, хоть домой не иди.

— Да прекращай ты, сейчас пойдем вместе к твоему отцу и всё ему расскажем, — предложил Мишка.

— Конечно пойдем, — поддержал его Генка. — Птичек — то больше не чем ловить.

И три незадачливых охотника за птицами побрели по направлению к городу, не подозревая о том, что рок уже безжалостно навис над одним из них, а так же о том, что произойдет с ними совсем скоро.

Собачий вой

Гром раздался, так зловеще и неожиданно, что Егорыч подскочил с койки как солдат — новобранец по тревоге.

— О господи, гроза чтоль? — пробормотал он сонно, глянув в небольшое оконце сторожки. Рука его автоматически потянулась к недопитой с вечера бутылке. Лишь выпив пол стакана и утершись рукавом, он окончательно пришел в себя и подошел к окну. Гроза, не смотря на гром, не начиналась. Туч, как ни странно не было и луна светила во всю, освещая своим мистическим сиянием большое множество оградок, крестов и звездочек вверенных под охрану Егорыча.

— Что такое, гром, а туч нету. Ну и ну. Луна светит, как проклятая, — бормотал Егорыч. — Пусть бы уж дождь пошел что-ли. Оно так и лучше, от дождя все воры разбегутся, — продолжал он, имея ввиду кладбищенских воров не брезговавших подобным способом наживы.

Эта привычка — поговорить в слух, сам с собой, появилась у него лет восемь тому назад, когда он схоронил жену оставшись на этой земле совсем один. Дети их, повзрослев, давно уже разлетелись по земле в поисках легкой жизни, и напоминали о себе лишь редкими открытками и телеграммами. Так и остались одни Егорыч и Любовь Власьевна коротая вдвоем длинные вечера, пока не пробил ее час и не отправилась его Любушка туда откуда не возвращаются.

Схоронил ее Егорыч честь по чести, да сам тут же на кладбище и устроился сторожем."Всё поближе к Любушке моей", — говаривал он: “Я ее покой охраняю, а она мне место значит, стережет. Жили рядом значит, и помрем, а как же."

Так и зажил Егорыч на кладбище, все реже и реже навещая свою городскую квартиру, где ему теперь было неуютно и одиноко.

И к вину Егорыч пристрастился. прийдет бывало на могилу, к старухе своей, и начинает с ней разговаривать, будто живая она, Любушка его, и не умирала ни когда, а сидит рядом с ним на скамейке и слушает, привычно положив руки на колени.

Егорыч уже собирался опять было залечь, как вдруг, до него донеся вой его собаки, с которой он всегда нес свою круглосуточную вахту.

Выла она, так странно и дико, что мурашки побежали по спине.

Егорыч вновь посмотрел в окно. Собака спрятавшись где-то между могилками продолжала истошно выть. Что-то невыразимо жуткое было в этом вое, заставлявшем сердце сжаться от предчувствия чего-то не доброго закрадывающегося в душу.

Водрузив на голову свою старую шляпу и захватив на всякий случай ружьё, Егорыч вышел из сторожки.

Его встретила жуткая, все подавляющая тишина, ни дуновение ветерка, ни шум листвы, ни пение сверчков не разрушали ее. Всё замерло будто в тревожном ожидании чего-то.

Егорыч собрался было зайти обратно в сторожку, как вновь невыносимо дико завыла собака.

— Прибой, Прибой! — позвал ее Егорыч, но вой не прекратился, а напротив, зазвучал еще сильнее, словно желая предупредить хозяина об опасности нависшей над ним.

— Вот брехливый пес, — проворчал Егорыч. — Где ты там прячешься, хвост репейный.

Решив узнать, что так могло, напугать его смелого Прибоя, Егорыч отправился на его поиски. Ему странно было даже подумать, что Прибой вообще мог чего-нибудь испугаться. Эта помесь дворняги и немецкой овчарки величиной с теленка вооруженная зубастой акульей пастью сама могла напугать кого хочешь, но напугать самого Прибоя мог разве, что мчащийся на всех парах паровоз.

Егорыч уж порядочно удалился от сторожки когда вой неожиданно смолк. Старик остановился озираясь по сторонам:

— Прибой, где ты тут?

В ответ ни звука.

— Прибой, поди сюда, кому говорю!

Тишина.

— Ты чего замолчал? — Тут вдруг Егорыч почувствовал совсем не летний холод, и запахнулся в свою куртку. — Чего-то похолодало вдруг?

Он уже хотел было вернуться в сторожку, как вдруг, совсем рядом услышал звук шагов. Прислушавшись, определил, что это не мог быть его Прибой. Кто-то шел через кладбище.

Хотя луна и светила достаточно ярко, заплутать в хитросплетениях кладбища можно было и днем. Поэтому Егорыч решил встретить путника и проводить, а заодно, если повезет и табачком разжиться.

— Эй! — крикнул он. — Кто тут ходит?

Звук шагов не прекратился, но и ответа не последовало. Поправив на плече ружьё Егорыч пошел на звук шагов. Обогнув высокую оградку он увидел удаляющийся мужской силуэт.

— Я, это, говорю, не заблудитесь один, дорогой товарищ? — громко спросил Егорыч.

Незнакомец остановился, но не обернулся. Старик стал приближаться к нему.

— Кладбище, говорю, у нас большое. Заплутать, значит, не долго — таким же бодрым голосом продолжал Егорыч, — а я тут сторожем работаю, все выходы знаю, так, что могу проводить, если что. А вам, товарищ, в сторону города надо?

Уже не больше трех шагов разделяли их, но незнакомец все еще стоял спиной к Егорычу, как бы не решаясь повернуться.

— Да, вы не беспокойтесь. Если, что…

Неоконченная фраза повисла в воздухе. Незнакомец резко повернулся к нему. В тоже мгновение на абсолютно безоблачном небе сверкнула молния, и на мгновение стало светло, как днем.

Жуткие кладбищенские тени словно испугавшись этого внезапного яркого света шарахнулись в разные стороны. Нескольких светлых секунд хватило Егорычу чтобы хорошо рассмотеть незнакомца. То, что он увидел перед собой, заставило его в ужасе отшатнуться, ноги стали вдруг ватными, отказываясь подчиниться.

— Ты… Вы… Кто…? — прохрипел он, поднимая перед собой правую руку, чтобы защитить себя от незнакомца.

Но тот, словно голодный волк уже ринулся на него. Холодные и жесткие пальцы почувствовал Егорыч на своем горле. Он дернулся, что есть силы, пытаясь вырваться из стальных тисков. Ружьё соскочив с плеча глухо шлепнулось на землю.

Незнакомец не издавая ни звука, всё сильнее сжимал свои пальцы. Уже круги поплыли перед глазами и легкие разрывались от недостачи воздуха, но Егорыч, не оставлял попыток освободиться.Он снова и снова пытался оторвать от своего горла эти враждебные безжалостные пальцы, которые душили его неизвестно за что.

Но незнакомец был на много сильнее старика и стальная хватка его не ослабевала ни на секунду. Егорыч услышал хруст собственных шейных позвонков и понял, что это конец. Боль в легких, от недостачи кислорода, была не выносимой.Дрожь агонии пробежала по мышцам, и непроницаемый туман стал застилать глаза.

Последнее, что увидел Егорыч на этом свете — был равнодушный, холодный блеск глаз незнакомца смотрящего на предсмертные его мучения. В голове зазвенело. Потом звон стих. Всё кончилось. Навсегда.

Незнакомец еще несколько мгновений подержал свои пальцы на горле обмякшего и не подающего признаков жизни теле. Потом резко приподнял труп на полметра от земли и тряхнув его, легко, как тряпичную куклу забросил в ближайшую оградку.

В то же мгновение вновь сверкнула молния. Грянул гром.

Незнакомец словно впитывая в себя звуки грома, возвёл вверх руки и плавно покачивал ими. Затем поднял с земли какой-то предмет и водрузил его себе на голову. Это была шляпа несчастного старика.

— Свершилось! — произнес он глухим скрипучим голосом.

Тут незнакомец разглядел еще что-то в темноте. Это был брошенный кем-то старый дырявый плащ. Надев его на себя он быстро зашагал по тропинке ведущей к выходу из кладбища.

В это же время тихо заморосил дождь. Вновь жутко и одиноко завыла собака.