На полу кухни дымились поленья дров, горела лучина, лежали кирпичи, в черном жерле печи было пусто, как выметено. Нащупав
в дыму ведро воды, я залил огонь на полу и стал швырять поленья обратно в печь.
Снова вбежав в сарай, я нашел его полным густейшего дыма,
в дыму гудело, трещало, с крыши свешивались, извиваясь, красные ленты, а стена уже превратилась в раскаленную решетку. Дым душил меня и ослеплял, у меня едва хватило сил подкатить бочку к двери сарая, в дверях она застряла и дальше не шла, а с крыши на меня сыпались искры, жаля кожу. Я закричал о помощи, прибежал Хохол, схватил меня за руку и вытолкнул на двор.
Неточные совпадения
Однако — недолго.
В конце марта, вечером, придя
в магазин из пекарни, я увидал
в комнате продавщицы Хохла. Он сидел на стуле у окна, задумчиво покуривая толстую папиросу и смотря внимательно
в облака
дыма.
Потом,
в комнате, закурив трубку, прислонясь широкой спиною к печке и прищурив глаза, он пускал струйки
дыма в бороду себе и, медленно составляя слова
в простую, ясную речь, говорил, что давно уже заметил, как бесполезно трачу я годы юности.
Он натискал табака
в трубку, раскурил ее, сразу окутался
дымом и спокойно, памятно заговорил о том, что мужик — человек осторожный, недоверчивый.
Однажды утром,
в праздник, когда кухарка подожгла дрова
в печи и вышла на двор, а я был
в лавке, —
в кухне раздался сильный вздох, лавка вздрогнула, с полок повалились жестянки карамели, зазвенели выбитые стекла, забарабанило по полу. Я бросился
в кухню, из двери ее
в комнату лезли черные облака
дыма, за ним что-то шипело и трещало, — Хохол схватил меня за плечо...
Кисловатый
дым разошелся, стало видно, что на полке перебита посуда, из рамы окна выдавлены все стекла, а
в устье печи — вырваны кирпичи.
В открытые окна комнаты смотрели искаженные страхом и гневом волосатые рожи, щурились глаза, разъедаемые
дымом, и кто-то возбужденно, визгливо кричал...
Бросился к лестнице, — густые облака
дыма поднимались навстречу мне, по ступенькам вползали багровые змеи, а внизу,
в сенях, так трещало, точно чьи-то железные зубы грызли дерево.
Я встал на ноги, очумело глядя, как таяла наша изба, вся
в красных стружках, черную землю пред нею лизали алые собачьи языки. Окна дышали черным
дымом, на крыше росли, качаясь, желтые цветы.
Его заботливость увеличивала мои силы и ловкость. Хотелось отличиться пред этим, дорогим для меня, человеком, и я неистовствовал, лишь бы заслужить его похвалу. А
в туче
дыма все еще летали, точно голуби, страницы наших книг.
Мальчишки загоняли палками
в грязь улицы большие головни, точно поросят, они шипели и гасли, наполняя воздух едким беловатым
дымом.
Открыв глаза, он увидал лицо свое
в дыме папиросы отраженным на стекле зеркала; выражение лица было досадно неумное, унылое и не соответствовало серьезности момента: стоит человек, приподняв плечи, как бы пытаясь спрятать голову, и через очки, прищурясь, опасливо смотрит на себя, точно на незнакомого.
Неточные совпадения
Но вот
в стороне блеснула еще светлая точка, потом ее закрыл густой
дым, и через мгновение из клубов его вынырнул огненный язык; потом язык опять исчез, опять вынырнул — и взял силу.
На этот призыв выходит из толпы парень и с разбега бросается
в пламя. Проходит одна томительная минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков
дыма; шапка и полушубок на нем затлелись,
в руках ничего нет. Слышится вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" — потом следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка с испуга убежала на огород…
Но Архипушко не слыхал и продолжал кружиться и кричать. Очевидно было, что у него уже начинало занимать дыхание. Наконец столбы, поддерживавшие соломенную крышу, подгорели. Целое облако пламени и
дыма разом рухнуло на землю, прикрыло человека и закрутилось. Рдеющая точка на время опять превратилась
в темную; все инстинктивно перекрестились…
Пороховой
дым стоял вокруг охотников, а
в большой, просторной сетке ягдташа были только три легонькие, маленькие бекаса.
Дверь 12-го нумера была полуотворена, и оттуда,
в полосе света, выходил густой
дым дурного и слабого табаку, и слышался незнакомый Левину голос; но Левин тотчас же узнал, что брат тут; он услыхал его покашливанье.