Неточные совпадения
Когда Павлу,
сыну его, было четырнадцать лет, Власову захотелось оттаскать его за волосы. Но Павел взял в
руки тяжелый молоток и кратко сказал...
Мать подошла к нему, села рядом и обняла
сына, притягивая голову его к себе на грудь. Он, упираясь
рукой в плечо ей, сопротивлялся и кричал...
— Ничего, Паша, это я так! — поспешно сказала она и ушла, смущенно двигая бровями. Но, постояв среди кухни минуту неподвижно, задумчивая, озабоченная, она чисто вымыла
руки в снова вышла к
сыну.
Был конец ноября. Днем на мерзлую землю выпал сухой мелкий снег, и теперь было слышно, как он скрипит под ногами уходившего
сына. К стеклам окна неподвижно прислонилась густая тьма, враждебно подстерегая что-то. Мать, упираясь
руками в лавку, сидела и, глядя на дверь, ждала…
Мать, закрыв окно, медленно опустилась на стул. Но сознание опасности, грозившей
сыну, быстро подняло ее на ноги, она живо оделась, зачем-то плотно окутала голову шалью и побежала к Феде Мазину, — он был болен и не работал. Когда она пришла к нему, он сидел под окном, читая книгу, и качал левой
рукой правую, оттопырив большой палец. Узнав новость, он быстро вскочил, его лицо побледнело.
Мать ходила взад и вперед и смотрела на
сына, Андрей, слушая его рассказы, стоял у окна, заложив
руки за спину. Павел расхаживал по комнате. У него отросла борода, мелкие кольца тонких, темных волос густо вились на щеках, смягчая смуглый цвет лица.
Билась в груди ее большая, горячая мысль, окрыляла сердце вдохновенным чувством тоскливой, страдальческой радости, но мать не находила слов и в муке своей немоты, взмахивая
рукой, смотрела в лицо
сына глазами, горевшими яркой и острой болью…
Сидя на полу, хохол вытянул ноги по обе стороны самовара — смотрел на него. Мать стояла у двери, ласково и грустно остановив глаза на круглом затылке Андрея и длинной согнутой шее его. Он откинул корпус назад, уперся
руками в пол, взглянул на мать и
сына немного покрасневшими глазами и, мигая, негромко сказал...
Гудок заревел, как всегда, требовательно и властно. Мать, не уснувшая ночью ни на минуту, вскочила с постели, сунула огня в самовар, приготовленный с вечера, хотела, как всегда, постучать в дверь к
сыну и Андрею, но, подумав, махнула
рукой и села под окно, приложив
руку к лицу так, точно у нее болели зубы.
Она видела — слушают ее, все молчат; чувствовала — думают люди, тесно окружая ее, и в ней росло желание — теперь уже ясное для нее — желание толкнуть людей туда, за
сыном, за Андреем, за всеми, кого отдали в
руки солдат, оставили одних.
Она, чтобы защитить себя от его ударов, быстро взяла на
руки двухлетнего
сына и, стоя на коленях, прикрылась его телом, как щитом. Он плакал, бился у нее в
руках, испуганный, голенький и теплый.
— Погоди, ребята! — заговорил Рыбин, оглядывая их, и поднял
руку неторопливым движением. — Вот — женщина! — сказал он, указывая на мать. —
Сын у нее, наверное, пропал теперь…
В воскресенье, прощаясь с Павлом в канцелярии тюрьмы, она ощутила в своей
руке маленький бумажный шарик. Вздрогнув, точно он ожег ей кожу ладони, она взглянула в лицо
сына, прося и спрашивая, но не нашла ответа. Голубые глаза Павла улыбались обычной, знакомой ей улыбкой, спокойной и твердой.
— Прощай! — сказала она, вздыхая.
Сын снова протянул ей
руку, и что-то ласковое дрогнуло в его лице.
И торопливо ушла, не взглянув на него, чтобы не выдать своего чувства слезами на глазах и дрожью губ. Дорогой ей казалось, что кости
руки, в которой она крепко сжала ответ
сына, ноют и вся
рука отяжелела, точно от удара по плечу. Дома, сунув записку в
руку Николая, она встала перед ним и, ожидая, когда он расправит туго скатанную бумажку, снова ощутила трепет надежды. Но Николай сказал...
— Прошу вас, — ближе к делу! — сказал председатель внятно и громко. Он повернулся к Павлу грудью, смотрел на него, и матери казалось, что его левый тусклый глаз разгорается нехорошим, жадным огнем. И все судьи смотрели на ее
сына так, что казалось — их глаза прилипают к его лицу, присасываются к телу, жаждут его крови, чтобы оживить ею свои изношенные тела. А он, прямой, высокий, стоя твердо и крепко, протягивал к ним
руку и негромко, четко говорил...
— Вы имеете сказать что-нибудь по существу? — повышая голос, спросил старичок. У него дрожала
рука, и матери было приятно видеть, что он сердится. Но поведение Андрея не нравилось ей — оно не сливалось с речью
сына, — ей хотелось серьезного и строгого спора.
Ей, женщине и матери, которой тело
сына всегда и все-таки дороже того, что зовется душой, — ей было страшно видеть, как эти потухшие глаза ползали по его лицу, ощупывали его грудь, плечи,
руки, терлись о горячую кожу, точно искали возможности вспыхнуть, разгореться и согреть кровь в отвердевших жилах, в изношенных мускулах полумертвых людей, теперь несколько оживленных уколами жадности и зависти к молодой жизни, которую они должны были осудить и отнять у самих себя.
Неточные совпадения
Ну, дело все обладилось, // У господина сильного // Везде
рука;
сын Власьевны // Вернулся, сдали Митрия, // Да, говорят, и Митрию // Нетяжело служить, // Сам князь о нем заботится.
В следующую речь Стародума Простаков с
сыном, вышедшие из средней двери, стали позади Стародума. Отец готов его обнять, как скоро дойдет очередь, а
сын подойти к
руке. Еремеевна взяла место в стороне и, сложа
руки, стала как вкопанная, выпяля глаза на Стародума, с рабским подобострастием.
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно, не вставал. Она будет иметь в
руках деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и, не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати
сына. Она не приготовила только тех слов, которые она скажет
сыну. Сколько она ни думала об этом, она ничего не могла придумать.
— Я иду, прощайте! — сказала Анна и, поцеловав
сына, подошла к Алексею Александровичу и протянула ему
руку. — Ты очень мил, что приехал.
То же самое думал ее
сын. Он провожал ее глазами до тех пор, пока не скрылась ее грациозная фигура, и улыбка остановилась на его лице. В окно он видел, как она подошла к брату, положила ему
руку на
руку и что-то оживленно начала говорить ему, очевидно о чем-то не имеющем ничего общего с ним, с Вронским, и ему ото показалось досадным.