Неточные совпадения
— На то и перепел, чтобы в сети попасть! — отозвался хохол. Он все больше нравился матери. Когда он называл ее «ненько», это слово точно гладило ее щеки мягкой, детской рукой. По воскресеньям, если Павлу было некогда, он колол дрова, однажды пришел
с доской на плече и, взяв топор, быстро и ловко переменил сгнившую ступень на крыльце,
другой раз так же незаметно починил завалившийся забор.
Работая, он свистел, и свист у него был красиво печальный.
— Намедни, — продолжал Рыбин, — вызвал меня земский, — говорит мне: «Ты что, мерзавец, сказал священнику?» — «Почему я — мерзавец? Я
зарабатываю хлеб свой горбом, я ничего худого против людей не сделал, — говорю, — вот!» Он заорал, ткнул мне в зубы… трое суток я сидел под арестом. Так говорите вы
с народом! Так? Не жди прощенья, дьявол! Не я —
другой, не тебе — детям твоим возместит обиду мою, — помни! Вспахали вы железными когтями груди народу, посеяли в них зло — не жди пощады, дьяволы наши! Вот.
Неточные совпадения
При второй встрече
с Климом он сообщил ему, что за фельетоны Робинзона одна газета была закрыта,
другая приостановлена на три месяца, несколько газет получили «предостережение», и во всех городах, где он
работал, его врагами всегда являлись губернаторы.
Сзади его шагал тоже очень приметный каменщик, высокий, широкоплечий, в чалме курчавых золотого цвета волос,
с большой, аккуратной бородой,
с приятной, добродушной улыбкой на румяном лице, в прозрачных глазах голубого цвета, — он
работал ближе
других к окнам Самгина, и Самгин нередко любовался картинной его фигурой.
Снаружи у них делалось все, как у
других. Вставали они хотя не
с зарей, но рано; любили долго сидеть за чаем, иногда даже будто лениво молчали, потом расходились по своим углам или
работали вместе, обедали, ездили в поля, занимались музыкой… как все, как мечтал и Обломов…
«Увяз, любезный
друг, по уши увяз, — думал Обломов, провожая его глазами. — И слеп, и глух, и нем для всего остального в мире. А выйдет в люди, будет со временем ворочать делами и чинов нахватает… У нас это называется тоже карьерой! А как мало тут человека-то нужно: ума его, воли, чувства — зачем это? Роскошь! И проживет свой век, и не пошевелится в нем многое, многое… А между тем
работает с двенадцати до пяти в канцелярии,
с восьми до двенадцати дома — несчастный!»
— Одни из этих артистов просто утопают в картах, в вине, — продолжал Райский, —
другие ищут роли. Есть и дон-кихоты между ними: они хватаются за какую-нибудь невозможную идею, преследуют ее иногда искренно; вообразят себя пророками и апостольствуют в кружках слабых голов, по трактирам. Это легче, чем
работать. Проврутся что-нибудь дерзко про власть, их переводят, пересылают
с места на место. Они всем в тягость, везде надоели. Кончают они различно, смотря по характеру: кто угодит, вот как вы, на смирение…