Неточные совпадения
— Так и должно быть! — говорил хохол. — Потому что растет новое сердце, ненько моя милая, — новое сердце в жизни растет. Идет человек, освещает жизнь огнем разума и кричит, зовет: «Эй, вы! Люди всех стран, соединяйтесь в одну семью!» И по зову его все сердца здоровыми своими кусками слагаются в
огромное сердце, сильное, звучное, как серебряный
колокол…
Ничто в спокойной наружности его не говорило о том напряжении чувства, гул которого, подобно гулу
огромного колокола, бьющего над головой, мчался во всем его существе оглушительным нервным стоном.
Фрол кричал, видимо надрывая старую грудь. Микеша тянул свободно, полным и звучным голосом. Никогда еще я не слыхал подобных звуков из человеческой груди… Крик был ровный, неустанный и гулкий, точно тягучий отголосок
огромного колокола… Это был обычный призыв с берега к спящему за отмелью отдаленному станку.
Неточные совпадения
Игрушки и машины,
колокола и экипажи, работы ювелиров и рояли, цветистый казанский сафьян, такой ласковый на ощупь, горы сахара,
огромные кучи пеньковых веревок и просмоленных канатов, часовня, построенная из стеариновых свеч, изумительной красоты меха Сорокоумовского и железо с Урала, кладки ароматного мыла, отлично дубленные кожи, изделия из щетины — пред этими грудами неисчислимых богатств собирались небольшие группы людей и, глядя на грандиозный труд своей родины, несколько смущали Самгина, охлаждая молчанием своим его повышенное настроение.
Огромный, пестрый город гудел, ревел, непрерывно звонили сотни
колоколов, сухо и дробно стучали колеса экипажей по шишковатым мостовым, все звуки сливались в один, органный, мощный.
На козлах сидел, вытянув руки,
огромный кучер в меховой шапке с квадратным голубым верхом, в санях — генерал в широчайшей шинели; голову, накрытую синим кружком фуражки, он спрятал в бобровый воротник и был похож на
колокол, отлитый из свинца.
Удивительный город, в котором достопримечательности отличаются нелепостью; или, может, этот большой
колокол без языка — гиероглиф, выражающий эту
огромную немую страну, которую заселяет племя, назвавшее себя славянами, как будто удивляясь, что имеет слово человеческое».
Давали спектакли, из которых публике, чисто клубной, предпочитавшей маскарады и веселые ужины, больше всего нравился «Потонувший
колокол», а в нем особенно мохнатый леший, прыгавший через камни и рытвины, и страшный водяной, в виде
огромной лягушки, полоскавшейся в ручье и кричавшей: «Бре-ке-ке-кекс!»