Неточные совпадения
—
Ну вот, ты теперь знаешь,
что я делаю, куда хожу, я тебе все сказал! Я прошу тебя, мать, если ты меня любишь, — не мешай мне!..
—
Ну, о
чем, мамаша? — недовольно воскликнул Павел. Она, утирая лицо фартуком, ответила вздыхая...
—
Ну, вот еще! Всю жизнь стеснялась, не зная для
чего, — для хорошего человека можно!
— Разве же есть где на земле необиженная душа? Меня столько обижали,
что я уже устал обижаться.
Что поделаешь, если люди не могут иначе? Обиды мешают дело делать, останавливаться около них — даром время терять. Такая жизнь! Я прежде, бывало, сердился на людей, а подумал, вижу — не стоит. Всякий боится, как бы сосед не ударил,
ну и старается поскорее сам в ухо дать. Такая жизнь, ненько моя!
— Пора нам, старикам, на погост, Ниловна! Начинается новый народ.
Что мы жили? На коленках ползали и все в землю кланялись. А теперь люди, — не то опамятовались, не то — еще хуже ошибаются,
ну — не похожи на нас. Вот она, молодежь-то, говорит с директором, как с равным… да-а! До свидания, Павел Михайлов, хорошо ты, брат, за людей стоишь! Дай бог тебе, — может, найдешь ходы-выходы, — дай бог!
—
Ну, так
что же? Как же?
— Можно! Помнишь, ты меня, бывало, от мужа моего прятала?
Ну, теперь я тебя от нужды спрячу… Тебе все должны помочь, потому — твой сын за общественное дело пропадает. Хороший парень он у тебя, это все говорят, как одна душа, и все его жалеют. Я скажу — от арестов этих добра начальству не будет, — ты погляди,
что на фабрике делается? Нехорошо говорят, милая! Они там, начальники, думают — укусили человека за пятку, далеко не уйдет! Ан выходит так,
что десяток ударили — сотни рассердились!
—
Ну,
что ж? Слава богу — хоть на это гожусь! — сказала она вздыхая. — Кому я нужна? Никому. А пытать не будут, говорят…
— Бумажки-то! Опять появились! Прямо — как соли на хлеб насыпали их везде. Вот тебе и аресты и обыски! Мазина, племянника моего, в тюрьму взяли —
ну, и
что же? Взяли сына твоего, — ведь вот, теперь видно,
что это не они!
—
Ну,
что я? — вздохнула она. — Где мне?
— Хотел я к парням пристегнуться, чтобы вместе с ними. Я в это дело — гожусь, — знаю,
что надо сказать людям. Вот.
Ну, а теперь я уйду. Не могу я верить, должен уйти.
— Болит. И у вас — болит… Только — ваши болячки кажутся вам благороднее моих. Все мы сволочи друг другу, вот
что я скажу. А
что ты мне можешь сказать? Ну-ка?
— «Ничего», — говорит. И знаешь, как он спросил о племяннике? «
Что, говорит, Федор хорошо себя вел?» — «
Что значит — хорошо себя вести в тюрьме?» — «
Ну, говорит, лишнего
чего не болтал ли против товарищей?» И когда я сказал,
что Федя человек честный и умница, он погладил бороду и гордо так заявил: «Мы, Сизовы, в своей семье плохих людей не имеем!»
—
Ну,
что? Никого не арестовали — за Исая?
— И ты по этим делам пошла, Ниловна? — усмехаясь, спросил Рыбин. — Так. Охотников до книжек у нас много там. Учитель приохочивает, — говорят, парень хороший, хотя из духовного звания. Учителька тоже есть, верстах в семи.
Ну, они запрещенной книгой не действуют, народ казенный, — боятся. А мне требуется запрещенная, острая книга, я под их руку буду подкладывать… Коли становой или поп увидят,
что книга-то запрещенная, подумают — учителя сеют! А я в сторонке, до времени, останусь.
—
Ну да! — ответил хохол, спрыгнув с постели. — Вот
что — идемте в поле, гулять. Ночь лунная, хорошая. Идем?
— Надо! — ответил он угрюмо. — Надо, чтобы твои волосы не зря седели.
Ну,
что же, — убили ее этим? Ниловна, книжек принесла?
— Шпионы за мной ухаживают, точно женихи за богатой невестой, честное слово! Надо мне убираться отсюда…
Ну как, Ваня? Хорошо?
Что Павел, Ниловна? Саша здесь?
—
Ну? Вы
что же? — обратился он к сотским. — Вяжи!
— Хорошо! Берите его, я ухожу, — ну-ка? Знаете ли вы, сволочь проклятая,
что он политический преступник, против царя идет, бунты заводит, знаете? А вы его защищать, а? Вы бунтовщики? Ага-а!..
—
Ну? — спросила мать. — Так
что?
— Дело чистое, Степан, видишь? Дело отличное! Я тебе говорил — это народ собственноручно начинает. А барыня — она правды не скажет, ей это вредно. Я ее уважаю,
что же говорить! Человек хороший и добра нам хочет,
ну — немножко — и чтобы без убытка для себя! Народ же — он желает прямо идти и ни убытка, ни вреда не боится — видал? Ему вся жизнь вредна, везде — убыток, ему некуда повернуться, кругом — ничего, кроме — стой! — кричат со всех сторон.
— Не беспокойтесь! Все будет в порядке, мамаша! Чемоданчик ваш у меня. Давеча, как он сказал мне про вас,
что, дескать, вы тоже с участием в этом и человека того знаете, — я ему говорю — гляди, Степан! Нельзя рот разевать в таком строгом случае!
Ну, и вы, мамаша, видно, тоже почуяли нас, когда мы около стояли. У честных людей рожи заметные, потому — немного их по улицам ходит, — прямо сказать! Чемоданчик ваш у меня…
— Полно, кум! — не глядя на него и скривив губы, говорила женщина. —
Ну,
что ты такое? Только говоришь да, редко, книжку прочитаешь. Немного людям пользы от того,
что ты со Степаном по углам шушукаешь.
Народ у нас, конечно, не очень грамотен и пуглив,
ну, однако, время так поджимает бока,
что человек поневоле глаза таращит — в
чем дело?
—
Ну,
что же? Он знает, как лучше…
— Видел. У моей двери тоже.
Ну, до свиданья! До свиданья, свирепая женщина. А знаете, друзья, драка на кладбище — хорошая вещь в конце концов! О ней говорит весь город. Твоя бумажка по этому поводу — очень хороша и поспела вовремя. Я всегда говорил,
что хорошая ссора лучше худого мира…
—
Ну,
что ты? — бормотала она, опустив голову. —
Чего там…
—
Ну —
чего же рассказывать мне! Я понимаю!
—
Ну, и я не пойду. Нет, — каковы ребята, а? Сидят вроде того, как будто они только и есть настоящие люди, а остальные все — ни при
чем! Федька-то, а?
Она молча кивала головой, довольная тем,
что сын так смело говорил, — быть может, еще более довольная тем,
что он кончил. В голове ее трепетно бился вопрос: «
Ну? Как же вы теперь?»
— Не нуждается? Гм, —
ну, все ж я буду продолжать… Вы люди, для которых нет ни своих, ни чужих, вы — свободные люди. Вот стоят перед вами две стороны, и одна жалуется — он меня ограбил и замордовал совсем! А другая отвечает — имею право грабить и мордовать, потому
что у меня ружье есть…
—
Ну, Сашенька, вы убирайтесь, пока целы! За мной с утра гуляют два шпиона, и так открыто,
что дело пахнет арестом. У меня — предчувствие. Что-то где-то случилось. Кстати, вот у меня речь Павла, ее решено напечатать. Несите ее к Людмиле, умоляйте работать быстрее. Павел говорил славно, Ниловна!.. Берегитесь шпионов, Саша…
—
Ну, на
что я им? — сказала мать.
— Смотрите, завтра — осторожнее! Вы вот
что, пошлите утром мальчика — там у Людмилы есть такой мальчуган, — пускай он посмотрит.
Ну, до свиданья, товарищи! Все хорошо!..