Неточные совпадения
— Я читаю запрещенные книги. Их запрещают читать потому, что они говорят правду о нашей, рабочей жизни… Они печатаются тихонько, тайно, и если их у меня
найдут — меня посадят
в тюрьму, —
в тюрьму за то, что я хочу знать правду. Поняла?
Голос его звучал тихо, но твердо, глаза блестели упрямо. Она сердцем поняла, что сын ее обрек себя навсегда чему-то тайному и страшному. Все
в жизни казалось ей неизбежным, она привыкла подчиняться не думая и теперь только заплакала тихонько, не
находя слов
в сердце, сжатом горем и тоской.
—
В городе жил около года, а теперь перешел к вам на фабрику, месяц тому назад. Здесь людей хороших
нашел, — сына вашего и других. Здесь — поживу! — говорил он, дергая усы.
Не
находя нужного слова, он замолчал, взглянул
в окно, постукал пальцами по столу...
Постепенно
в людях возникало уважение к молодому серьезному человеку, который обо всем говорил просто и смело, глядя на все и все слушая со вниманием, которое упрямо рылось
в путанице каждого частного случая и всегда, всюду
находило какую-то общую, бесконечную нить, тысячами крепких петель связывавшую людей.
— Пора нам, старикам, на погост, Ниловна! Начинается новый народ. Что мы жили? На коленках ползали и все
в землю кланялись. А теперь люди, — не то опамятовались, не то — еще хуже ошибаются, ну — не похожи на нас. Вот она, молодежь-то, говорит с директором, как с равным… да-а! До свидания, Павел Михайлов, хорошо ты, брат, за людей стоишь! Дай бог тебе, — может,
найдешь ходы-выходы, — дай бог!
Желтолицый офицер вел себя так же, как и
в первый раз, — обидно, насмешливо,
находя удовольствие
в издевательствах, стараясь задеть за сердце.
— Вы мне дайте, дайте — мне! Уж я устрою, я сама
найду ход! Я Марью же и попрошу, пусть она меня
в помощницы возьмет! Мне хлеб есть надо, работать надо же! Вот я и буду обеды туда носить! Уж я устроюсь!
И одни утешали, доказывая, что Павла скоро выпустят, другие тревожили ее печальное сердце словами соболезнования, третьи озлобленно ругали директора, жандармов,
находя в груди ее ответное эхо. Были люди, которые смотрели на нее злорадно, а табельщик Исай Горбов сказал сквозь зубы...
Воротясь с фабрики, она провела весь день у Марьи, помогая ей
в работе и слушая ее болтовню, а поздно вечером пришла к себе
в дом, где было пусто, холодно и неуютно. Она долго совалась из угла
в угол, не
находя себе места, не зная, что делать. И ее беспокоило, что вот уже скоро ночь, а Егор Иванович не несет литературу, как он обещал.
— Не отпирайте! Если это — они, жандармы, вы меня не знаете!.. Я — ошиблась домом, зашла к вам случайно, упала
в обморок, вы меня раздели,
нашли книги, — понимаете?
Она шагала, и ей хотелось толкнуть
в спину надзирателя, чтобы он шел быстрее.
В маленькой комнате стоял Павел, улыбался, протягивал руку. Мать схватила ее, засмеялась, часто мигая глазами, и, не
находя слов, тихо говорила...
И громко зевнул. Павел спрашивал ее о здоровье, о доме… Она ждала каких-то других вопросов, искала их
в глазах сына и не
находила. Он, как всегда, был спокоен, только лицо побледнело да глаза как будто стали больше.
Она тогда одолевает вашего брата, когда человек себя —
найдет, а жизни и своего места
в ней еще не видит.
Билась
в груди ее большая, горячая мысль, окрыляла сердце вдохновенным чувством тоскливой, страдальческой радости, но мать не
находила слов и
в муке своей немоты, взмахивая рукой, смотрела
в лицо сына глазами, горевшими яркой и острой болью…
Рассуди: первое,
в тюрьму посадят прежде того парня, у которого книгу
найдут, а не учителей — раз.
— Разве тут
найдешь виноватого?
В то утро, может, сто человек Исая видели и девяносто, коли не больше, могли ему плюху дать. За семь лет он всем насолил…
— Ну, прощайте, значит! — говорил Рыбин, пожимая руку Софье. — А как вас
в городе
найти?
— Теперь он говорит — товарищи! И надо слышать, как он это говорит. С какой-то смущенной, мягкой любовью, — этого не передашь словами! Стал удивительно прост и искренен, и весь переполнен желанием работы. Он
нашел себя, видит свою силу, знает, чего у него нет; главное,
в нем родилось истинно товарищеское чувство…
— Перестаньте, Саша! — спокойно сказал Николай. Мать тоже подошла к ней и, наклонясь, осторожно погладила ее голову. Саша схватила ее руку и, подняв кверху покрасневшее лицо, смущенно взглянула
в лицо матери. Та улыбнулась и, не
найдя, что сказать Саше, печально вздохнула. А Софья села рядом с Сашей на стул, обняла за плечи и, с любопытной улыбкой заглядывая ей
в глаза, сказала...
Ей хмелем бросилось
в голову радостное чувство сердечной близости к нему, и, не
находя сил ответить словами, она ответила молчаливым рукопожатием.
Голос ее лился ровно, слова она
находила легко и быстро низала их, как разноцветный бисер, на крепкую нить своего желания очистить сердце от крови и грязи этого дня. Она видела, что мужики точно вросли там, где застала их речь ее, не шевелятся, смотрят
в лицо ей серьезно, слышала прерывистое дыхание женщины, сидевшей рядом с ней, и все это увеличивало силу ее веры
в то, что она говорила и обещала людям…
Степан, расчесывая спутанную бороду, деловито спрашивал мать, как ее
найти в городе, а ей казалось, что сегодня лицо мужика стало лучше, законченнее. За чаем он, усмехаясь, заметил...
В воскресенье, прощаясь с Павлом
в канцелярии тюрьмы, она ощутила
в своей руке маленький бумажный шарик. Вздрогнув, точно он ожег ей кожу ладони, она взглянула
в лицо сына, прося и спрашивая, но не
нашла ответа. Голубые глаза Павла улыбались обычной, знакомой ей улыбкой, спокойной и твердой.
— Как только
найду кого-нибудь, кто бы взял мою работу. Ведь я тоже жду приговора. Вероятно, они меня тоже
в Сибирь, — я заявлю тогда, что желаю быть поселенной
в той местности, где будет он.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «
в Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «Ну, — думаю себе, — верно,
нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты
нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность
в поступках.
Ах! что ты, парень,
в девице //
Нашел во мне хорошего?
Поспоривши, повздорили, // Повздоривши, подралися, // Подравшися, удумали // Не расходиться врозь, //
В домишки не ворочаться, // Не видеться ни с женами, // Ни с малыми ребятами, // Ни с стариками старыми, // Покуда спору нашему // Решенья не
найдем, // Покуда не доведаем // Как ни на есть — доподлинно, // Кому жить любо-весело, // Вольготно на Руси?
В один стожище матерый, // Сегодня только сметанный, // Помещик пальцем ткнул, //
Нашел, что сено мокрое, // Вспылил: «Добро господское // Гноить? Я вас, мошенников, // Самих сгною на барщине! // Пересушить сейчас!..» // Засуетился староста: // — Недосмотрел маненичко! // Сыренько: виноват! — // Созвал народ — и вилами // Богатыря кряжистого, //
В присутствии помещика, // По клочьям разнесли. // Помещик успокоился.