Неточные совпадения
Он умер утром, в те минуты, когда гудок звал на работу. В гробу лежал с открытым ртом, но брови у него были сердито нахмурены. Хоронили его жена, сын, собака, старый пьяница и вор Данила Весовщиков, прогнанный с фабрики, и несколько слободских нищих. Жена плакала
тихо и немного, Павел — не плакал. Слобожане, встречая на улице гроб, останавливались и, крестясь,
говорили друг другу...
А мать гладила рукой его потные, спутанные волосы и
тихо говорила...
— Не плачь! —
говорил Павел ласково и
тихо, а ей казалось, что он прощается. — Подумай, какою жизнью мы живем? Тебе сорок лет, — а разве ты жила? Отец тебя бил, — я теперь понимаю, что он на твоих боках вымещал свое горе, — горе своей жизни; оно давило его, а он не понимал — откуда оно? Он работал тридцать лет, начал работать, когда вся фабрика помещалась в двух корпусах, а теперь их — семь!
Она это знала. Все, что
говорил сын о женской жизни, — была горькая знакомая правда, и в груди у нее
тихо трепетал клубок ощущений, все более согревавший ее незнакомой лаской.
Павел видел улыбку на губах матери, внимание на лице, любовь в ее глазах; ему казалось, что он заставил ее понять свою правду, и юная гордость силою слова возвышала его веру в себя. Охваченный возбуждением, он
говорил, то усмехаясь, то хмуря брови, порою в его словах звучала ненависть, и когда мать слышала ее звенящие, жесткие слова, она, пугаясь, качала головой и
тихо спрашивала сына...
Они явились почти через месяц после тревожной ночи. У Павла сидел Николай Весовщиков, и, втроем с Андреем, они
говорили о своей газете. Было поздно, около полуночи. Мать уже легла и, засыпая, сквозь дрему слышала озабоченные, тихие голоса. Вот Андрей, осторожно шагая, прошел через кухню,
тихо притворил за собой дверь. В сенях загремело железное ведро. И вдруг дверь широко распахнулась — хохол шагнул в кухню, громко шепнув...
— До свиданья, Андрей, до свиданья, Николай! — тепло и
тихо говорил Павел, пожимая товарищам руки.
Ей хотелось обнять его, заплакать, но рядом стоял офицер и, прищурив глаза, смотрел на нее. Губы у него вздрагивали, усы шевелились — Власовой казалось, что этот человек ждет ее слез, жалоб и просьб. Собрав все силы, стараясь
говорить меньше, она сжала руку сына и, задерживая дыхание, медленно,
тихо сказала...
В сердце ее вспыхнули тоска разочарования и — радость видеть Андрея. Вспыхнули, смешались в одно большое, жгучее чувство; оно обняло ее горячей волной, обняло, подняло, и она ткнулась лицом в грудь Андрея. Он крепко сжал ее, руки его дрожали, мать молча,
тихо плакала, он гладил ее волосы и
говорил, точно пел...
Она шагала, и ей хотелось толкнуть в спину надзирателя, чтобы он шел быстрее. В маленькой комнате стоял Павел, улыбался, протягивал руку. Мать схватила ее, засмеялась, часто мигая глазами, и, не находя слов,
тихо говорила...
— Хороший человек! — тоже
тихо, но как-то особенно, точно он задыхался, заговорил Павел. — Дорогой мне человек. И — поэтому… поэтому не надо так
говорить…
— О Николае ничего не
говорят? —
тихо осведомилась мать. Строгие глаза сына остановились на ее лице, и он внятно сказал...
— Я ударил его по щеке и пошел. Слышу — сзади Драгунов
тихо так
говорит: «Попался?» Он стоял за углом, должно быть… Помолчав, хохол сказал...
Мать
тихо смеялась, ей было приятно, что про нее так
говорят. Павел сказал ей усмехаясь...
— Сколько дал мне счастья этот человек… —
тихо говорила Софья, аккомпанируя своим думам легкими звуками струн. — Как он умел жить…
— Скучно слушать его! — сказал
тихо Игнат. — Это и один раз услышишь — не забудешь, а он всегда одно
говорит!
Рыдания потрясали ее тело, и, задыхаясь, она положила голову на койку у ног Егора. Мать молча плакала обильными слезами. Она почему-то старалась удержать их, ей хотелось приласкать Людмилу особой, сильной лаской, хотелось
говорить о Егоре хорошими словами любви и печали. Сквозь слезы она смотрела в его опавшее лицо, в глаза, дремотно прикрытые опущенными веками, на губы, темные, застывшие в легкой улыбке. Было
тихо и скучно светло…
— Зачем он это
говорит? —
тихо воскликнул один из мужиков у крыльца. Голубоглазый медленно ответил...
— Друг, значит! —
тихо молвил Петр. — С характером, н-да!.. Оценил себя высоко, — как следует! Вот, Татьяна, человек, а? Ты
говоришь…
Самойлова беспокойно двигалась по скамье, толкая мать плечом и локтем, и
тихо говорила мужу...
— Хорошо, так поезжай домой, — тихо проговорила она, обращаясь к Михайле. Она
говорила тихо, потому что быстрота биения сердца мешала ей дышать. «Нет, я не дам тебе мучать себя», подумала она, обращаясь с угрозой не к нему, не к самой себе, а к тому, кто заставлял ее мучаться, и пошла по платформе мимо станции.
Ноги не умещались под стулом, а хватали на середину комнаты, путались между собой и мешали ходить. Им велено быть скромными,
говорить тихо, а из утробы четырнадцатилетнего птенца, вместо шепота, раздавался громовой бас; велел отец сидеть чинно, держать ручки на брюшке, а на этих, еще тоненьких, «ручках» уж отросли громадные, угловатые кулаки.
Неточные совпадения
Хотя и взяточник, но ведет себя очень солидно; довольно сурьёзен; несколько даже резонёр;
говорит ни громко, ни
тихо, ни много, ни мало.
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы
тихо идете. Ну что, где они? А? Да
говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
— Ужли, братцы, всамделе такая игра есть? —
говорили они промеж себя, но так
тихо, что даже Бородавкин, зорко следивший за направлением умов, и тот ничего не расслышал.
Пройдя еще один ряд, он хотел опять заходить, но Тит остановился и, подойдя к старику, что-то
тихо сказал ему. Они оба поглядели на солнце. «О чем это они
говорят и отчего он не заходит ряд?» подумал Левин, не догадываясь, что мужики не переставая косили уже не менее четырех часов, и им пора завтракать.
Левин подошел, но, совершенно забыв, в чем дело, и смутившись, обратился к Сергею Ивановичу с вопросом: «куда класть?» Он спросил
тихо, в то время как вблизи
говорили, так что он надеялся, что его вопрос не услышат.