Пришли на кладбище и долго кружились там по узким дорожкам среди могил, пока не вышли на открытое пространство, усеянное низенькими белыми крестами. Столпились около могилы и замолчали. Суровое молчание живых среди могил обещало что-то страшное, от чего сердце матери вздрогнуло и замерло
в ожидании. Между крестов свистел и выл ветер, на крышке гроба печально трепетали измятые цветы…
Неточные совпадения
Слушая печальные, мягкие слова, Павел вспоминал, что при жизни отца мать была незаметна
в доме, молчалива и всегда жила
в тревожном
ожидании побоев. Избегая встреч с отцом, он мало бывал дома последнее время, отвык от матери и теперь, постепенно трезвея, пристально смотрел на нее.
В сердце закипали слезы и, подобно ночной бабочке, слепо и жалобно трепетало
ожидание горя, о котором так спокойно, уверенно говорил сын.
Речь его лилась спокойно и отталкивала куда-то
в сторону тревогу
ожидания обыска, выпуклые глаза светло улыбались, и весь он, хотя и нескладный, был такой гибкий.
Она не топила печь, не варила себе обед и не пила чая, только поздно вечером съела кусок хлеба. И когда легла спать — ей думалось, что никогда еще жизнь ее не была такой одинокой, голой. За последние годы она привыкла жить
в постоянном
ожидании чего-то важного, доброго. Вокруг нее шумно и бодро вертелась молодежь, и всегда перед нею стояло серьезное лицо сына, творца этой тревожной, но хорошей жизни. А вот нет его, и — ничего нет.
И
в глубине ее души, взволнованной печалью
ожидания, не сильно, но не угасая, теплилась надежда, что всего у нее не возьмут, не вырвут! Что-то останется…
Чай пили долго, стараясь сократить
ожидание. Павел, как всегда, медленно и тщательно размешивал ложкой сахар
в стакане, аккуратно посыпал соль на кусок хлеба — горбушку, любимую им. Хохол двигал под столом ногами, — он никогда не мог сразу поставить свои ноги удобно, — и, глядя, как на потолке и стене бегает отраженный влагой солнечный луч, рассказывал...
«Справедливо, а — не утешает!» — невольно вспомнила мать слова Андрея и тяжело вздохнула. Она очень устала за день, ей хотелось есть. Однотонный влажный шепот больного, наполняя комнату, беспомощно ползал по гладким стенам. Вершины лип за окном были подобны низко опустившимся тучам и удивляли своей печальной чернотой. Все странно замирало
в сумрачной неподвижности,
в унылом
ожидании ночи.
Мать внимательно вслушивалась
в бессвязную быструю речь, стараясь подавить свою тревогу, рассеять унылое
ожидание. А девочка, должно быть, была рада тому, что ее слушали, и, захлебываясь словами, все с большим оживлением болтала, понижая голос...
Так,
в этой туче недоумения и уныния, под тяжестью тоскливых
ожиданий, она молча жила день, два, а на третий явилась Саша и сказала Николаю...
Мать вытянула шею, всем телом подалась вперед и замерла
в новом
ожидании страшного.
Она смотрела на судей — им, несомненно, было скучно слушать эту речь. Неживые, желтые и серые лица ничего не выражали. Слова прокурора разливали
в воздухе незаметный глазу туман, он все рос и сгущался вокруг судей, плотнее окутывая их облаком равнодушия и утомленного
ожидания. Старший судья не двигался, засох
в своей прямой позе, серые пятнышки за стеклами его очков порою исчезали, расплываясь по лицу.
Ожидание страшного умерло, оставив по себе только неприятную дрожь при воспоминании о судьях да где-то
в стороне темную мысль о них.
Но он не без основания думал, что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных сил.] есть все-таки сечение, и это сознание подкрепляло его.
В ожидании этого исхода он занимался делами и писал втихомолку устав «о нестеснении градоначальников законами». Первый и единственный параграф этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя в действии облегчит».
Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой
в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую неделю город, мысли не о том, что делается в ее доме и в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанью хозяйственного дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм.
Неточные совпадения
Но ошибка была столь очевидна, что даже он понял ее. Послали одного из стариков
в Глупов за квасом, думая
ожиданием сократить время; но старик оборотил духом и принес на голове целый жбан, не пролив ни капли. Сначала пили квас, потом чай, потом водку. Наконец, чуть смерклось, зажгли плошку и осветили навозную кучу. Плошка коптела, мигала и распространяла смрад.
Глуповцы позабыли даже взаимные распри и попрятались по углам
в тоскливом
ожидании…
Мучительное состояние
ожидания, которое она между небом и землей прожила
в Москве, медленность и нерешительность Алексея Александровича, свое уединение — она всё приписывала ему.
В эти два часа
ожидания у Болгаринова Степан Аркадьич, бойко прохаживаясь по приемной, расправляя бакенбарды, вступая
в разговор с другими просителями и придумывая каламбур, который он скажет о том, как он у Жида дожидался, старательно скрывал от других и даже от себя испытываемое чувство.
Смутное сознание той ясности,
в которую были приведены его дела, смутное воспоминание о дружбе и лести Серпуховского, считавшего его нужным человеком, и, главное,
ожидание свидания — всё соединялось
в общее впечатление радостного чувства жизни. Чувство это было так сильно, что он невольно улыбался. Он спустил ноги, заложил одну на колено другой и, взяв ее
в руку, ощупал упругую икру ноги, зашибленной вчера при падении, и, откинувшись назад, вздохнул несколько раз всею грудью.