Неточные совпадения
— Очень нужно мне соображать! Боюсь я его,
что ли? Али тебя? — спросила она, пренебрежительно щуря свои зеленые глаза. —
А как ты давеча завертелся перед ним! То-то смешно мне было!
Тогда Яков рассказал ему,
что лошадь у них пала, хлеб весь они съели еще в начале февраля; заработков не было. Сена тоже не хватило, корова чуть с голоду не сдохла. Пробились кое-как до апреля,
а потом решили так: ехать Якову после пахоты к отцу, на заработки, месяца на три. Об этом они написали ему,
а потом продали трех овец, купили хлеба да сена, и вот Яков приехал.
— Вот оно
что! — воскликнул Василий. — Та-ак…
А… как же вы… денег я вам посылал…
—
А я спрашивал про тебя в конторе, и она была там… И говорит: «
Чем, говорит, идти пешком по песку, поедем в лодке, я тоже к нему». Вот и приехали.
—
А куда мы пойдем — это не твое дело! Ты
что? Ты еще нашему богу — бя! Вот ты
что, паренек!..
— Ах ты, жалкенький!
Что же теперь? Не ходить к тебе,
что ли?
а? Ну — не буду!..
— Ишь ты, ведьма какая! — укорил ее Василий. — Эх вы, люди! Он смеется, ты тоже…
а вы мне самые близкие! За
что же смеетесь? Черти! — Он отвернулся от нее и замолчал.
—
А тебе
что? — ревниво воскликнул Василий.
—
А что ты за графиня? И вздую…
— Да я тебе
что — жена,
что ли? — вразумительно и спокойно спросила Мальва и, не дожидаясь ответа, продолжала: — Привыкши бить жену ни за
что ни про
что, ты и со мной так же думаешь? Ну, нет. Я сама себе барыня, и никого не боюсь.
А ты вон — сына боишься: давеча как заюлил перед ним — стыд!
А еще грозишь мне!
А что ты тут — это всё равно мне…
— Так в тебе вон
что есть? — хрипел Василий, всё свирепея. —
А — молчала, шкура…
а — обнимала…
а — ласки мне… Я ж тебе дам!
— Ну,
а кто? — Ничего не понимая, он смотрел на нее и не знал,
что ему делать. Не ударить ли ее еще раз? Но в нем уже не было злобы, и рука его не поднималась на нее.
—
А ведь я думала,
что ты уже не любишь меня… думаю: «Вот теперь сын к нему приехал… прогонит он меня…»
— Сын тут ни при
чем…
А что я ударил тебя — сама виновата, зачем дразнила?
— Ну, этого тоже не скажи! Бывает так,
что все кости ноют. Опять же здесь чужому работаешь,
а там — самому себе.
— Ну это ты врешь! — воскликнула она, оживляясь. — Я в деревне-то хочу не хочу,
а должна замуж идти.
А замужем баба — вечная раба: жни да пряди, за скотом ходи да детей роди…
Что же остается для нее самой? Одни мужьевы побои да ругань…
— Вон
что! — добродушно засмеялся Василий, одобрительно взглянув в лицо сына, даже покрасневшее от силы выраженного желания. Ему приятно было слышать в словах сына любовь к земле, и он подумал,
что эта любовь, быть может, скоро и настоятельно позовет Якова от соблазнов вольной промысловой жизни назад в деревню.
А он останется здесь с Мальвой — и всё пойдет по-старому…
—
А что — месяц? Я и так не боюсь, — не в первый раз мне ночью отсюда уходить!
Ложась спать, Василий уныло ругал свою службу, не позволяющую ему отлучиться на берег,
а засыпая, он часто вскакивал, — сквозь дрему ему слышалось,
что где-то далеко плещут весла. Тогда он прикладывал руку козырьком к своим глазам и смотрел в темное, мутное море. На берегу, на промысле, горели два костра,
а в море никого не было.
А на промысле вот
что произошло в этот день.
—
А я тебе
что за пример?
—
А ты
что на меня глаза пялишь?
—
А что отец? — говорил он, идя к ней по борту баркаса. —
Что ты — купленная его,
что ли?
— Да, паренек! — заговорила Мальва, не глядя на Якова. — Вкусна я, да не про тебя…
А и никем я не купленная, и отцу твоему не подвластна. Живу сама про себя… Но ты ко мне не лезь, потому
что я не хочу между тобой и Васильем стоять… Ссоры не хочу и разной склоки… Понял?
— Разве девки
что понимают?
А ты меня спроси…
—
А ты
что? Али не девка?
— Не трогать тебя?
А ты
что делать собираешься?
Якову было жалко двугривенного, но его уже предупреждали,
что с Сережкой не нужно связываться,
а лучше удовлетворить его притязания. Многого он не потребует,
а если не дать ему — подстроит во время работы какую-нибудь пакость или изобьет ни за
что ни про
что. Яков, вспомнив эти наставления, вздохнул и полез в карман.
—
А как же? Мне поп говорил,
что человек не о шкуре своей должен заботиться, о душе. Душа у меня требует водки,
а не штанов. Давай деньги! Ну, вот теперь я выпью…
А отцу про тебя все-таки скажу.
—
А вот ты расскажи мне,
что мы делать будем и как жить, — тогда подумаю, — серьезно сказала она.
Но он ошибся, говоря,
что она не нужна ему. Без нее стало скучно. Странное чувство родилось в нем после разговора с ней: смутный протест против отца, глухое недовольство им. Вчера этого не было, не было и сегодня до встречи с Мальвой…
А теперь казалось,
что отец мешает ему, хотя он там, далеко в море, на этой, чуть заметной глазу, полоске песку… Потом ему казалось,
что Мальва боится отца.
А кабы она не боялась — совсем бы другое вышло у него с ней.
—
А ты вот
что, — глухо заговорил он, пододвигаясь к ней, но не глядя на нее, — ты послушай,
что я тебе скажу… Я — парень молодой…
— Ну, пускай глупый, — с досадой воскликнул Яков. — Разве тут ум нужен? Глупый — и ладно!
А вот
что я скажу — желаешь ты со мной…
—
А ведь это хорошо,
что у вас начальство ум-то сзади наперед розгами перегоняет… Эх ты! Ну,
что ты с своей головой можешь поделать? И куда ты с ней угодишь? И
чего ты можешь выдумать? То-то!
А я без головы пру прямо, и больше никаких! И, наверное, дальше тебя буду, — хвастливо говорил босяк.
—
А чего мне? — равнодушно протянул Василий, вздрагивая от какого-то предчувствия.
— Я знаю,
что она живет с тобой. Я тебе в этом не мешал — не надо было… Но теперь этот Яшка, сын твой, около нее вертится — вздуй его докрасна! Слышишь?
А то я сам вздую… Ты мужик хороший… дурак дубовый… Я тебе не мешал, и ты это помни…
— Тоже! Кабы я знал,
что тоже, — я бы прямо всех вас посшибал с моей дороги и — конец…
А то — куда мне ее?
—
Чего путаюсь? Да — черт-е знает
чего… Так, — баба она… этакая… с перцем… Нравится мне…
А может, мне ее жалко,
что ли…
—
А тебе
что? — спросила она, не взглянув на него.
— Крепко, значит, любишь кота? — насмешливо сказал Сережка и обдал ее дымом своей папиросы. — Ну, дела!
А я было думал,
что ты не из таких…
— Стало быть, не знаешь? Это плохо! — уверенно заявил Сережка. —
А я вот всегда знаю! — И с оттенком грусти он добавил: — Только мне редко
чего хочется.
—
А… знаешь?.. Мне иной раз кажется, —
что, если бы барак ночью поджечь, — вот суматоха была бы!
—
А земство — это
что? — спросила Мальва.
—
Что?
А черт его знает
что! Для мужиков поставлено, их управа… Плюнь на это… Ты говори о деле — устрой-ка им стычку,
а? Ничего ведь от этого не будет, — подерутся только!.. Ведь Василий бил тебя? Ну, вот и пусть ему его же сын за твои побои возместит.
Отец и сын сидели в шалаше друг против друга, пили водку. Водку принес сын, чтобы не скучно было сидеть у отца и чтобы задобрить его. Сережка сказал Якову,
что отец сердится на него за Мальву,
а Мальве грозит избить ее до полусмерти;
что Мальва знает об этой угрозе и потому не сдается ему, Якову. Сережка смеялся над ним.
— Не будешь?! — хмуря брови, сказал Василий. — Знаю я,
что говорю… Сколько времени живешь здесь? Третий месяц пошел, скоро надо будет домой идти,
а много ли денег понесешь? — Он сердито плеснул из чашки в рот себе водку и, собрав бороду в руку, дернул ее так,
что у него голова тряхнулась.