Неточные совпадения
Нежной души человек
был Ларион, и все животные понимали это;
про людей того не скажу — не в осуждение им, а потому, что, знаю, — человека лаской не накормишь.
— Что ты, дядя, всё
про смерть
поёшь?
Был про Мигуна такой рассказ: украл чего-то в селе, поймали его мужики да и говорят...
Всё это, может
быть, и выдумано, да уж очень лестно
про людей говорит и Савёлку хорошо ставит. А ещё и то подумайте: коли люди этак складно сказки сказывают, стало
быть — не больно плохи они, а в том и вся
суть!
Обращался я к богу словами псалмов Давидовых, а также всеми другими молитвами, какие знал, и
было приятно мне твердить
про себя складные, певучие слова, но как только вспомню Титова, скажу: «Помилуй, господи, велиею милостию твоею раба твоего Георгия…» — и вдруг остынет сердце, и как бы иссякнет ручей молитвословия моего, замутится ясность радости, словно стыдно мне перед богом, — не могу больше!
— Вот, вывел бог Лота из Содома и Ноя спас, а тысячи погибли от огня и воды. Однако сказано — не убий? Иногда мне мерещится — оттого и погибли тысячи людей, что
были между ними праведники. Видел бог, что и при столь строгих законах его удаётся некоторым праведная жизнь. А если бы ни одного праведника не
было в Содоме — видел бы господь, что, значит, никому невозможно соблюдать законы его, и, может, смягчил бы законы, не губя множество людей. Говорится
про него: многомилостив, — а где же это видно?
А она смотрит на меня всё ласковее: мне в то время восемнадцать лет минуло, парень видный и кудрявый такой. И хотел я и неловко мне
было ближе к ней подойти, я тогда ещё невинен перед женщиной жил; бабы на селе смеялись за это надо мной; иногда мне казалось, что и Ольга нехорошо улыбается. Не раз уже сладко думал
про неё...
Никогда я
про себя ни с кем не говорил и не думал, хотел говорить, а тут вдруг открылось сердце — и всё пред нею, все занозы мои повыдергал.
Про стыд мой за родителей и насмешки надо мной,
про одиночество и обеднение души, и
про отца её — всё! Не то, чтобы жаловался я, а просто вывел думы изнутри наружу; много их
было накоплено, и все — дрянь. Обидно мне, что — дрянь.
По вечерам я минею или пролог читал, а больше
про детство своё рассказывал,
про Лариона и Савёлку, как они богу песни
пели, что говорили о нём,
про безумного Власия, который в ту пору скончался уже,
про всё говорил, что знал, — оказалось, знал я много о людях, о птицах и о рыбах.
Застегнула девица кофточку свою и вся как-то подобралась. Очень это понравилось мне; взглянул в лицо ей молча, а
про себя говорю: спасибо! Как ни тяжело
было мне, а ведь молод я, и уже привычка к женщине
есть, — два года в супружестве жил. Старуха, задыхаясь, говорит...
Дрожит весь и спешно рассказывает
про себя: сын купца, булочника, коммерческое училище кончил и
был уже приставлен отцом к торговле.
Плакать я готов
был в тот день со зла… Ну, зачем старик этот? Какая красота в подвиге его? Ничего не понимаю! Весь день и долго спустя вспомню я
про него — как будто и меня дразнит некий бес, насмешливые рожи строя.
Ещё при Грише
был со мною подлый случай: вхожу я однажды в кладовую, а Михайла на мешках лежит и онановым грехом занимается. Невыразимо противно стало мне; вспомнил я пакости, кои он
про женщин говорил, вспомнил ненависть его, плюнул, выскочил в пекарню, дрожу весь со зла, и стыдно мне и горестно. Он за мной… Пал на колени, умоляет меня, чтобы я молчал, рычит...
«Бог
есть сон твоей души», — повторяю я
про себя, но спорить с этим нужды не чувствую — лёгкая мысль.
Дальше, дети, глупость; и это, пожалуй, глупость; можно, дети, и влюбляться можно, и жениться можно, только с разбором, и без обмана, без обмана, дети. Я вам
спою про себя, как я выходила замуж, романс старый, но ведь и я старуха. Я сижу на балконе, в нашем замке Дальтоне, ведь я шотландка, такая беленькая, белокурая; подле лес и река Брингал; к балкону, конечно, тайком, подходит мой жених; он бедный, а я богатая, дочь барона, лорда; но я его очень люблю, и я ему пою:
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит
про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Лука Лукич (хватаясь за карманы,
про себя).Вот те штука, если нет!
Есть,
есть! (Вынимает и подает, дрожа, ассигнации.)
Хозяйка не ответила. // Крестьяне, ради случаю, // По новой чарке
выпили // И хором песню грянули //
Про шелковую плеточку. //
Про мужнину родню.
«Скучаешь, видно, дяденька?» // — Нет, тут статья особая, // Не скука тут — война! // И сам, и люди вечером // Уйдут, а к Федосеичу // В каморку враг: поборемся! // Борюсь я десять лет. // Как
выпьешь рюмку лишнюю, // Махорки как накуришься, // Как эта печь накалится // Да свечка нагорит — // Так тут устой… — // Я вспомнила //
Про богатырство дедово: // «Ты, дядюшка, — сказала я, — // Должно
быть, богатырь».
— Ну то-то! речь особая. // Грех промолчать
про дедушку. // Счастливец тоже
был…