Неточные совпадения
Спутались в усталой голове сон и явь, понимаю я, что эта встреча — роковой для меня поворот. Стариковы слова о боге, сыне духа
народного, беспокоят меня, не могу помириться с ними, не знаю духа иного, кроме живущего во мне. И обыскиваю в памяти моей всех людей, кого знал; ошариваю их, вспоминая
речи их: поговорок много, а мыслями бедно. А с другой стороны вижу тёмную каторгу жизни — неизбывный труд хлеба ради, голодные зимы, безысходную тоску пустых дней и всякое унижение человека, оплевание его души.
В разговоре у нее еще часто прорывались крестьянские выражения, особенно когда она говорила с воодушевлением, но эта
народная речь даже необыкновенно шла к ней.
Лебедь живет в старинных наших песнях, очевидно сложенных на юге России, живет также до сих пор в
народной речи, хотя там, где теперь обитает настоящая Русь, лебедь не мог войти ни в песню, ни в речь, так мало знает и видит его народ.
Неточные совпадения
Она навела
речь на музыку, но, заметив, что Базаров не признает искусства, потихоньку возвратилась к ботанике, хотя Аркадий и пустился было толковать о значении
народных мелодий.
К концу вечера магистр в синих очках, побранивши Кольцова за то, что он оставил
народный костюм, вдруг стал говорить о знаменитом «Письме» Чаадаева и заключил пошлую
речь, сказанную тем докторальным тоном, который сам по себе вызывает на насмешку, следующими словами:
— Что за обидчивость такая! Палками бьют — не обижаемся, в Сибирь посылают — не обижаемся, а тут Чаадаев, видите, зацепил
народную честь — не смей говорить;
речь — дерзость, лакей никогда не должен говорить! Отчего же в странах, больше образованных, где, кажется, чувствительность тоже должна быть развитее, чем в Костроме да Калуге, — не обижаются словами?
Гарибальди обнял и поцеловал старика. Тогда старик, перебиваясь и путаясь, с страшной быстротой
народного итальянского языка, начал рассказывать Гарибальди свои похождения и заключил свою
речь удивительным цветком южного красноречия:
И этот лозунг стал боевым кличем во всех студенческих выступлениях. Особенно грозно прозвучал он в Московском университете в 1905 году, когда студенчество слилось с рабочими в университетских аудиториях, открывшихся тогда впервые для
народных сходок. Здесь этот лозунг сверкал и в
речах и на знаменах и исчез только тогда, когда исчезло самодержавие.